Зима вороньих масок

Андре поспешил выполнить распоряжение. Этих слов он ждал с прошлой их беседы на башне.

В Великом зале пахло сыростью древних усыпальниц. Эти помещения пустовали издавна. Синьор с супругой обыкновенно ужинали в своих покоях, а слуги и гвардейцы привыкли есть на кухне, в западной части замка. Впервые за долгое время в зале горели очаги; служанки раскладывали высушенные поленья, Сильвио с чинным видом разжигал пламя с помощью трута. С пятидесятифутового каменного стола сняли многолетний слой пыли, ставшей от сырости густой и липкой. В пламени масляных фонарей явили свою наготу начисто лишённые драпировок стены, на теле выпуклых бесформенных камней виднелись желтоватые прожилки. Здесь нередко гуляли сквозняки; происхождение их понять было сложно, а посему и избавиться от них, закрыв какую-нибудь дверь или замуровав неиспользуемый тоннель, не представлялось возможным. Они появлялись и пропадали сами по себе, будто, нагулявшись на поверхности, возвращались назад, в глубины мрачных подземелий, их породившие.

Таких холлов в замке было несколько. Великий зал отличался от них только размерами, но внутреннее убранство имел схожее: под сводами потолков, подёрнутых переплетениями паутины, располагалась дюжина очагов, а также простой каменный стол и вокруг него – длинные лавки. В дальней части каждого из залов возвышался гранитный трон с гладкими поручнями и высокой спинкой. Кажется, в прошлом, во времена сонмов истории, здесь пировали короли северных дикарей, которым чужды были прелести искусства. Правители те обладали рядом причуд. Они, по-видимому, чурались мест, где восседали их предшественники, потому в качестве тронного зала выбирали себе всё новые и новые помещения, которых в древнем замке было предостаточно.

Ко времени, когда Сильвио поднял слуг, чтобы те подготовили зал к скорому приходу гостя, большинство из них, поужинав, спали. Но известие о том, что в город явились парижские врачи, заставило всех позабыть про сон, ведь у каждого в городе имелись родственники, которым не от кого было ждать помощи, кроме тех, к чьему визиту господин приказал прибраться.

Тепло очагов отчасти развеяло сырой тлетворный смрад. Заняв кресло во главе стола, Родольф Кампо принялся ждать.

Где-то лениво застонала тяжёлая дверь. Голые стены разнесли звук по всему замку, и синьор услышал шаги. Первые, без сомнения, принадлежали его сыну: торопливая, но выверенная походка; каблук опускается на землю чуть раньше ступни. Вторые шаркали по полу вразнобой. Они принадлежали человеку, наверняка, грузному, либо же с больными ногами, – предположил Родольф, и, как выяснилось позже, не ошибся. Шествие по замку заняло несколько долгих минут. Вскоре виконт стал слышать тяжёлую одышку и, временами, негромкое постанывание, как будто сама ходьба приносила гостю неудобства. Сильвио открыл дверь и стал по правую руку от синьора.

В портале появился толстяк с огромным брюхом и разутыми щеками, закутанный в пару или тройку меховых накидок. Он прищурил глаза и сдвинул густые брови, привыкая к свету, лицо его было красным от мороза и костра. В чистых и холёных, пухлых руках он держал можжевеловые чётки, чей свежий запах, такой необычный для здешних погребов, растёкся по залу благоухающим потоком и наполнил веками отрезанный от мира воздух ароматами жизни. По-старчески прокряхтев, человек посмотрел на провожатого. Андре дал понять ему, что они на месте. Тогда утиной походкой толстяк приковылял к столу, за которым сидел виконт, и озарил хозяина замка крестным знамением.

– Dominus vobiscum, – молвил он мягким высоким голосом. – Я… я отец Фома, верный слуга Божий, и волею Его – пресвитер Сен-Жермен-де-Пре. А вы, стало быть…

– Родольф Августо Бертолдо Аурелио Раиль Кампо, – торжественным тоном представил Сильвио господина. – Виконт Его Высокопреосвященства кардинала Карло Борромео, архиепископа Миланского, синьор Финвилля и прилегающих земель.

– О-о-о… – только и выговорил священник. От помпезности речей Сильвио даже самому Родольфу стало не по себе. – Весьма рад встрече, ваша милость. Признаться, дорога к вам стоила… многого.

– Прими у святого отца одежды, Сильвио, и усади дорогого гостя за стол, – распорядился синьор на французском.

– Ох, не стоит, прошу вас, не стоит! – в категорической форме запротестовал отец Фома. – Я здесь исключительно для того, чтобы засвидетельствовать наше прибытие и, по возможности, разрешить ряд скорых вопросов… – однако служанки уже снимали с него второй плащ, а Сильвио протягивал чашу подогретого вина со сладким липовым мёдом.

– Не отказывайтесь от угощения, святой отец. Это меньшее из того, что я могу вам предложить, – гостеприимно сказал Родольф, дабы расположить к себе собеседника. – Садитесь.