Зимнее марево

— Павел Павлович должен был к Спиридонову пойти. И не пошел, — сказала Голубкина.

Даня красноречиво вздохнул. Они с Голубкиной обменялись понимающими взглядами.

— А жара, жара, — сказал Даня. — Я сегодня ночью проснулся весь в поту. И сердце так нехорошо колотилось. Просто страшно сделалось.

Голубкина сочувственно вздохнула.

— Что поделаешь, Даниил Федорович. — И на пустующий стол Лаврентьева положила руку. Два массивных кольца, одно с малахитом. — Надо же… Полтора месяца болеет…

На меня посмотрела. Я промолчал.

— Временно кого-нибудь оформить, — циркулем что-то на ватмане вымеряя и вроде бы ни к кому не обращаясь, промурлыкал Даня.

— Я поговорю с директором, — пообещала Голубкина.

— Да вы и сами можете решить, — польстил Даня.

— Я поговорю с директором, — повторила она и вышла.

Зубы у Дани великолепные.

— В ее возрасте такие платья носить. Все-таки розовый цвет, что ни говори, — цвет надежды. Увидит кто-нибудь в толпе, устремится к ней… А как рассмотрит… Какие уж тут надежды. Утраченные иллюзии.

— Зачем ты Лаврентьева подставил? — сказал я.

Даня дернул плечом.

— А почему я должен тратить остатки пошатнувшегося здоровья и за кого-то вкалывать?

Заглянула Танечка-секретарша.

— Валера, зайди к Пал Палычу.

— Скажи ему о Лаврентьеве и о премиях. Пусть он как председатель месткома примет меры. Почему мы должны страдать? — успел крикнуть мне вслед Даня.

Пал Палыч сидел за огромным своим столом и, как ребенок фантики, перебирал кальки. Слабый румянец играл на щеках.

Что-то с ним творилось последнее время. Тяжеловатая набряклость обозначилась под глазами. В крупных мужчинах меланхолия особенно заметна.

— Постой, — сказал он, морщась от досады, что не может вспомнить. — Постой, зачем-то ты мне нужен был? Ах да, — тут он совсем очнулся. — А впрочем, так, пустяки, ничего…

НЕСЧАСТЛИВАЯ СКАМЕЙКА

— Здравствуйте, Ольга Максимовна, — сказал я.

— О, Валерий Викторович. Сколько зим, сколько лет.

— Неправда, — сказал я. — Лето только кончилось. И до зимы еще далеко.

— Извини, я неточно выразилась.

— Я чего звоню, — сказал я. — К вам в терапию недавно старушку привезли. Ты бы не могла поинтересоваться, что с ней?

— Конечно, узнаю. Фамилия?

— Что? Ах, ну да, фамилия… Слушай, я узнаю и подскочу, поговорим.

Дежурному старику на входе мое лицо должно бы примелькаться, однако он каждый раз, растопырив руки и кряхтя, кидается преграждать дорогу.

— Врач назначил, — не замедляя шага, бросаю я.

— Не шумите! Тихий час! — кричит он вдогонку.

В вестибюле прохлада, фикусы, больничный строгий неуют и запах — лекарств, чистоты, притаившегося страха…

В ординаторской Галочка и Света фасовали лекарства для раздачи.

— А где Ольга Максимовна? — спросил я.

— Суббота — день короткий, — весело отозвалась Галочка. Она точно и ловко отправляла таблетки в отсеки неглубокого пластмассового ящичка. Так, не глядя, опытные игроки сдают карты.

— Ты кстати заглянул, — сказала Света. Ее движения были куда медленней, автоматизм еще не выработался. — Тут больной один жалуется, матрац сполз. А у нас сил не хватает подтянуть.

Мужчина был грузный и лысый. Живот у него раздулся, одеяла хватило лишь по щиколотку. Когда мы вошли, он беспокойно завозился.

— Больной, вам нельзя шевелиться, — строго сказала Света.

Мужчина таращил на нее глаза и ничего не говорил. Я вспомнил об отце, но отогнал эти мысли.

Мы с двух сторон взялись за матрац и подтянули мужика повыше.

— Хороший из тебя санитар получится, — сказала Света.

— А куда она поехала? — спросил я.

Светка пожала плечами.

Галочка тем временем закончила с лекарствами и читала.

— В рабочее время, — пристыдил я ее.

Она молча показала обложку: «Хирургия».

— Пардон, — сказал я. — Беру свои обвинения назад. Я почему Ольгу Максимовну ищу? Она мне насчет старушки одной разузнать обещала. В терапии лежит.

Галочка укоризненно посмотрела большими черными глазами.

— Серьезно, — сказал я.

— Мы без врача не имеем права сведений давать. Еще перепутаем, — сказала Галочка.

— Ну вот, вынуждаешь меня к Ольге Максимовне домой ехать.

— Болтушка. — Галочка снова уткнулась в книгу.

— Если бы у вас о сотрудниках заботились и обеспечивали их телефонами, я бы ей не досаждал. А так вот приходится.

Света зевнула и прикрыла рот ладошкой.

— Мне кефир разносить. Помоги, а?

— Ну вы уж совсем, — сказал я. — Я вот Ольге расскажу. Работнички.

В автобусе удалось занять место с теневой стороны и даже у окна. Окно, правда, не открывалось. Достал газету, но раскрыть не успел, автобус повернул, солнце ослепило и пошло жарить. Я расстегнул рубашку, заслонился газетой.

Сосед дремал, положив руки на спинку переднего сиденья. Очнулся, поднял голову и спросил:

— А сколько в Нуёрке населения?

— Не знаю, — пожал я плечами.

— На прошлой неделе по телевизору говорили… Каждую минуту там пацан рождается. А Форд каждую минуту выпускает два автомобиля. Вот я и думаю, скоро машин больше, чем людей, будет.