Зимнее марево

Я бы ее не узнал, если бы она меня не окликнула. Вполне современная девушка, Модная сумка через плечо. И косички исчезли.

— Спасибо огромное. Я за чертеж пятерку получила.

— Поздравляю.

— Мы здесь рядом живем. Пойдемте, я вас с мамой познакомлю?

— А с папой? — спросил я.

— И с бабушкой! Бабушка уже дома.

За день город прокалился, небо будто пылью пропитано. Да еще машины отравляли атмосферу, сдержанно рокотали, скопившись у перекрестка.

— В воскресенье мы с подружками за грибами отправились. Рано, с первым поездом. Какой-то дядька подсказал, где сходить. Сошли. Леса не видно, пока до него добрались, устали ужасно. На полянке полежали, отдохнули. Дело к вечеру, есть хочется. Пришли в деревню. Возле старенького домика на отшибе бабушка в платочке стоит, щеку подперла, пригорюнилась. Мы ей говорим: «Бабушка, дай молочка». Думали, у нее корова. А она выносит два пакета, Мы как прыснем…

Так незаметно проводил до самого дома.

— Не хочется прощаться, — сказала она. — Сейчас опять за учебники.

Я с легким прищуром на нее посмотрел. Нет, не поняла. Не научилась еще таких взглядов понимать.

«А может, это как раз то, что нужно, — подумал я. — Может, это вообще все, что нужно в жизни?»

ПРОГУЛКА

Я стоял у окна. В комнате никого. Дело шло к вечеру. Небо серое и тяжелое. Совсем рядом, над крышей дома через дорогу, одна за другой почти без перерывов бесшумно сверкали молнии.

Дверь отворилась, вошел Пал Палыч.

— Так-так, — он рассеянно глянул на Данин кульман, прошелся между столов. — Грустишь?

Я не ответил.

Пал Палыч вздохнул, сел за стол Лаврентьева, сдвинул в сторону испорченные ватманы, мы их с Даней временно туда складывали. Я ждал, он что-нибудь скажет, но он погрузился в задумчивость.

Тучи медленно наползали с запада. Воробьи спешили вычирикать обычную норму до начала грозы.

— Какие у тебя на вечер планы? — неожиданно спросил Пал Палыч.

Глаза у меня вопреки желанию забегали.

— Так, — неопределенно сказал я. — К матери обещал зайти…

— А. Ну все. Все, — он рубанул ладонью воздух, отказываясь от посягательств на мое личное время.

— А что? — полюбопытствовал я.

— Да так…

Я пожал плечами, как бы не настаивая, но обижаясь.

— Пройтись после работы хотел, — сказал Пал Палыч. — Погулять. Думал, ты мне компанию составишь.

— А чего? Можно, — сказал я.

Воздух, плотный и сырой, прилипал к лицу, и ладони сделались влажными. Пал Палыч мощно, как ледокол, торил дорогу в людской толчее… Я с трудом поспевал за ним, держась в кильватере и гадая о маршруте.

Первым пунктом оказался гастроном. Порыскав в молочном отделе, Пал Палыч спросил:

— Ты домой будешь что-нибудь брать?

Я посмотрел на очередь у прилавка.

— Да это недолго, — сказал Пал Палыч. — Становись в отдел, а я в кассу.

В булочной мы управились значительно быстрей. После этого шли, кажется, без всякой цели — видно, фантазия Пал Палыча иссякла. Сзади я скептически обозревал его: шлица пиджака расходилась от поясницы широким треугольником.

Темнело быстрей, чем обычно. И, наконец, хлынуло. Пал Палыч замер в растерянности. Я подхватил его под руки и потащил в кафе на другую сторону улицы.

Он плохо гармонировал с легкомысленной обстановкой этого заведения. С большим трудом устроился на изящном металлическом стульчике. Сидел на нем, как тесто, которое через край кастрюли переваливается. Здоровенный портфель боялся из рук выпустить, держал на коленях. Официант за спиной Пал Палыча подмигнул мне и, показав на него глазами, состроил рожу. Я отвернулся, не желая его поощрять.

Дождь грохотал в трубах. Огромное окно, возле которого мы сидели, будто завесили плотными жалюзи.

Вбежали двое мужчин. Воротники пиджаков подняты, возле ног сразу натекло по огромной луже. Долго причесывались, отряхивались, как щенки после купания.

Пал Палыч, далеко отставив руку, вгляделся в старенькие свои часы на кожаном ремешке.

— Еще один день прошел, — сказал он. — А что сделано? Каждый день — это жизнь в миниатюре. В нем всего понемногу: работы и отдыха, радости и печали. Что-то ты приобретаешь, а что-то утрачиваешь, иначе день не полон, не прожит, как надо…

Мужчины, пользуясь тем, что в кафе пусто, разулись. Официант сделал им замечание, они кивнули, но ботинки не надели.

— Ты доволен сегодняшним днем? — спросил Пал Палыч.

Я пожал плечами.

— А ведь каждый день — один-единственный, он никогда не повторится. Я раньше думал: сегодня абы как проживу, а завтра… Но завтра — это уже совсем другой день.

Официант принес заказ. Пал Палыч налил минеральной воды, поднял бокал и забыл о нем.

— Знаешь, что такое любимая женщина? — снова заговорил он, — Это женщина, с которой тебе всегда хорошо. Утром и днем, в радости, в беде. Даже когда совсем плохо, а посмотришь на нее — и тебе хорошо. Говорят: «Ищите женщину». Это правильно, очень правильно. В истоке наших поступков почти всегда женщина. Делаешь что-то, а сам думаешь, как бы она к этому отнеслась.

Только что сидел весь опущенный, расслабленный и вдруг воодушевился.