Зимнее марево

От автобусной остановки вела к ее дому через пустырь протоптанная дорожка. Повсюду валялись остатки стройматериалов: битый кирпич, обрезки труб, раскрошившиеся железобетонные плиты. Кое-где травка начинала пробиваться, подорожник.

Солнце глянцево отражалось в окнах новеньких домов.

Я свернул с тропинки. На краю пустыря был овраг, по дну его бежал от фабрики спортинвентаря мутный мыльный ручей. Над оврагом стоял когда-то деревянный дом. Теперь лишь красный остов прямоугольной рамой лежал на земле. И ограду снесли, а сад пожалели.

Земля здесь мягкая, ухоженная, пружинит под ногами.

Я посидел на кирпичном остове, покурил. Свежестью и прохладой веяло от деревьев. Как на даче.

Едва вышел из лифта, Чапа залился лаем. Узнал. Я подошел к двери. Позвонил. Никого.

— Чапа, Чапа, — сказал я. — А где же твоя хозяйка?

Он заскулил.

— Не грусти, я сейчас вернусь, — пообещал я.

Он тявкнул отрывисто, обиженно.

Я сходил в универсам неподалеку, купил Чапе суповой набор. Встал в очередь к телефону-автомату.

Дед долго не снимал трубку. Я уж решил, его нет. Наконец прорезался торжественный и громкий, будто дед перед большим стечением народа выступал, голос:

— Кто это? Кто это? Я слушаю.

— Это я, Валера, — крикнул я.

— Кого?

— Дедушка, это я, Валерий!

— У нас таких нет, — сказал дед.

Я набрал в легкие побольше воздуха:

— Это твой внук!

— Не могу вам сказать, — и повесил трубку.

Попытался еще разок.

— Извините, я плохо слышу, — сказал дед.

— Да это я, Валера, — выходя из себя и одновременно жалея деда, крикнул я.

— Я таких не знаю, — печально сказал дед.

И снова короткие гудки.

Чапа прямо зашелся в лае, когда я вышел из лифта. Учуял гостинец.

— Чапа, прекрати, — крикнула Ольга.

— А нос-то, как нос обгорел, — перебил ее мужской голос.

Я нажал кнопку звонка.

В квартире наступила тишина. Только Чапа, повизгивая, скребся в дверь. Я еще раз позвонил. Еще и еще раз.

В голове слегка помутилось, как после донорского пункта.

Спустился вниз и сел на скамеечке под козырьком подъезда. Старуха с опухшим, морщинистым лицом тяжело опустилась рядом. От соседства мне стало совсем муторно.

Я снова поднялся на пятый этаж. Снова позвонил.

Чапа залаял, но издали — видно, его заперли в кухне.

Старуха сидела, не уходила.

— А где ребеночек ваш? — спросила она.

— Какой ребеночек?

— Вы ведь здесь живете? Нет? Ах извините, обозналась.

Я как бы оглох. То, что творилось внутри, было гораздо сильней, громче всего извне. И как-то нужно было из этого состояния выкарабкаться.

— Я приезжий, — сказал я. — К другу зашел. А его нет.

— Тут молодой человек один очень на вас похож. С колясочкой все гуляет. У вас тоже детишки есть?

— Нет, — сказал я.

— Ну, будут. Несчастливая эта скамейка, — старуха костяшками постучала по деревянным брускам. — Все время кто-нибудь сидит и дождаться не может. На той неделе муж с женой целый день кого-то караулили. Тоже приезжие. Так и ушли.

«Я-то дождусь», — подумал я.

Старуха исчезла, двое ребят плюхнулись рядом.

— Ну, молодцы наши, — заговорили они вроде бы между собой, но поглядывая в мою сторону.

— Молодцы, молодцы. Во всех заплывах победили…

— Жаль, не видел, — сказал я.

— Вечером будут повторять.

Он вышел, когда начали загораться окна. Я сразу понял, что это он. Резкий подбородок, черные жесткие волосы. Джинсовая голубая рубашка с закатанными рукавами. Прошел к темно-зеленым «Жигулям»-пикапу, позвенел ключами.

Такие решения созревают мгновенно и как бы помимо тебя.

— Вы не в центр? — подскочил я к нему.

Он оценивающе на меня посмотрел.

— Куда вам нужно?

— Все равно, — сказал я.

Он залез в машину, распахнул переднюю дверь.

— Если можно, я сзади, — сказал я.

В нагретой солнцем машине пахло синтетикой, бензином.

— Друзей ждал, а они не пришли, — я развивал послужившую мне легенду.

Он смотрел на мое отражение в зеркальце.

— Плохо без телефона, — продолжал я. — Ни о чем не договоришься. А вы давно здесь живете?

На этот раз он на меня не смотрел, потому что подъезжал к перекрестку, и ответил, только когда его миновал:

— Я здесь не живу.

— С ума сойти тут жить, — подхватил я. — Выселки. А вы где живете?

Он понял мой вопрос по-своему.

— Я тебя довезу, куда скажешь.

Руки уверенно держали руль. Красивые, загорелые. И профиль у него был красивый.

— Если тебе что понадобится, — сказал я, — у меня парень знакомый на станции техобслуживания. А тебя как звать?

— Борис, — вполне дружелюбно сообщил он.

— Ты где работаешь?

— Импорт, экспорт…

— Говорят, Форд две машины в минуту выпускает, — сказал я. — Правда это?

Он усмехнулся.

— Останови здесь, — попросил я.

Достал три рубля, протянул. Он кивком поблагодарил, спрятал деньги в нагрудный карман.

Я в последний раз посмотрел на него.

Дома пил воду из-под крана. Ложился, вставал, брал книгу и тут же отбрасывал. Потом забылся и видел: надо мной попеременно склонялись два врача в белых халатах и шапочках. Один — с седой бородкой, в пенсне, второй — молодой, с черными баками и карими глазами. «Плохо. Совсем плохо», — говорили они друг другу и скорбно качали головами.

ДВА ПАКЕТА МОЛОКА