Зимнее марево

Тень еще больше изменила очертания. Появились рожки и курносый нос. У мамы не такой… И руки были будто без пальцев. Главное, не показать, что он это понял, заметил. Не выдать себя… А потом вскочить и выбежать в коридор.

Осторожно повернулся на бок, готовясь спустить ноги на пол… Скрипнула кровать.

— Ты почему не спишь? — раздался мамин голос. Но непривычно хрипловатый.

Она шла к нему. Он затаился и вроде бы сонно, а на деле пристально впился в нее взглядом. Нет, это она.

— Почему не спишь? — повторила мама. Присела на кровать, провела ладонью ему по волосам.

— Мам, а кто такой Герман?

— Кто? — не поняла она.

— Ну, Герман. Тот, что в особняке живет.

— Не знаю, — сказала мама.

— У него машина.

— Я и говорю — не знаю. Ты спи.

— А он не?.. — Антон специально недоговорил. Все же боязно произносить слово, которое, оказывается, имеет магическую силу и может вызвать страшного гостя.

Мама его не поняла.

— Что такое? — и подоткнула ему одеяло.

Он шепнул:

— Мне кажется, этот Герман — черт.

— Чепуха какая, — сказала мама. — Что ты выдумываешь? Спи.

Она поцеловала его в лоб, и он почувствовал, как сразу отяжелели веки.

— Мам, я хотел папу дождаться.

— Глупенький. Он, если придет, то очень, очень поздно. Он звонил и просил тебя поцеловать.

3

На этот раз впереди маячил Митя Орлов. Антон его догнал и хлопнул по ранцу.

— Ну что, как дела?

Митя ссутулился, будто хлопо́к его согнул, и, скособочившись, снизу, как бы выныривая, на Антона посмотрел.

— А… Это ты. Я подумал, вдруг это кто-нибудь незнакомый. Надо мной многие из-за ранца смеются.

Всего два человека в классе носили ранцы — Ира Синичко и Митя Орлов. У Иры был нашего, отечественного производства. У Мити — импортный, не то чешский, не то немецкий. Он и вправду делал Митю похожим на германского солдата времен первой мировой войны. Антон видел их на картинках — в гетрах, как футболисты, в ботиночках и с ранцами, будто они не на фронт, не воевать, а на прогулку собрались. Сразу видно плохих вояк. Каждому ясно: по грязи удобней ходить в сапогах — и не промокнешь, и любая глубокая лужа не преграда.

Ранцы носили при царе и русские солдаты. Не в первую мировую, раньше. Но вряд ли русским самим пришла в голову такая фантазия. Ранец — и слово-то иностранное. Это офицеры, франты и красавчики, придумали. Дедушка читал Антону книгу о Петре Первом и войне со шведами, и в ней рассказывалось: даже близкий царю человек, Александр Меншиков, поставлял войску гнилое шинельное сукно. Судьба простого солдата его совершенно не заботила. И офицеры тоже не задумывались о том, что, когда бежишь в атаку, ранец больно бьет по лопаткам. Разве только отступать с ним удобно — предохраняет спину от пуль и осколков.

Дедушка с бабушкой настаивали, чтобы Антону купили именно ранец, а не портфель. Доказывали: ранец распределяет нагрузку равномерно по всей спине, а портфель оттягивает руку, что приводит к искривлению позвоночника. Антон категорически возражал, грозил: вообще не пойдет в школу, если купят ранец. И мама купила портфель.

Странные люди! Будто Антон сам не чувствует, искривляется у него позвоночник или нет. Или вот еще. Дедушка и бабушка Таня, например, ни за что не соглашались купить ему семечек — ни тыквенных, белых, ни тем более обычных, черных, мелких, как жучки. Говорили, семечки засоряют желудок, из-за них бывает аппендицит. Напугали Антона: неприятно, если в животе станут копаться, что-то кромсать. Борьку увозили с аппендицитом — он рыдал. Потом показывал шрам и передавал впечатляющие подробности операции. В августе, когда появлялись арбузы, страхи Антона усилились. Проглотишь случайно зернышко и ждешь, прислушиваешься: не заболит ли живот?

А мама, увидев на улице женщину в платке, в черном, атласно переливающемся жакете, возле ног которой стоял мешок с семечками, купила два стакана. Себе оставила немного, а Антону насыпала полный карман. Антон о предостережениях дедушки и бабушки ей рассказал, она отмахнулась: «Ерунда. Конечно, большой пользы нет, но и ничего страшного тоже. Аппендицит случится, если их вместе с шелухой глотать».

Приятный у семечек вкус. Антон любил съедать не по одному зернышку, похожему на бледную, со сложенными крыльями моль, а набирал их с пригоршню и лишь затем отправлял в рот…

— Я тебе кое-что хочу сказать, — повернул к нему голову Митя. — Помнишь, Миронов в прошлом году хвастал, как он над кошкой издевался? Консервную банку к хвосту привязал, и кошка по лестницам носилась, пока не умерла от разрыва сердца?

Антон кивнул. Он много о подобных ужасах слышал. Как живодеры кошек, собак обливают бензином и поджигают, а те мечутся, пока не сгорят. Михеев говорил, он с братом поймал лягушку, вырезал ей в груди окошечко и наблюдал, как бьется лягушачье сердце. С улыбочкой вспоминал. Будто не понимал, что лягушке больно.

— Так вот, — продолжал Митя, — я собираюсь организовать добровольное общество «Юный покровитель бездомных кошек». Сокращенно ЮПБК. Согласен стать его членом?

— Конечно, — без колебаний откликнулся Антон. И дело хорошее, необходимое даже, и приятно, что Митя выбрал его в союзники.