Зимнее марево

Единственное, что не соответствовало в нем общепринятым представлениям о спортсменах, — курение. Поначалу Антона это озадачило, но, подумав, он понял. Не сложилась спортивная судьба, вот Славик и пытался заглушить болезненные воспоминания никотином. С сигаретой он все равно выглядел мужественно непреклонным, несдавшимся. Славик и сам говорил, что надеется вернуться в команду. Только бы нога зажила.

В зал он вошел, чуть прихрамывая. В светло-голубом тренировочном костюме с красивым отложным воротником, по краю воротника и на манжетах — две беленькие полоски. На брюках — такие же лампасы. В руках классный журнал.

Физорг Миронов сказал, кто отсутствует.

— Так. В чем дело? Где Михеев? — нахмурился Вячеслав Сергеевич. Отношения у них с Михеевым были напряженные.

Началось с того, что Пашка, когда Славик отвернулся, полез на брусья и сорвался, разбил колено до крови. С тех пор Славик частенько на его примере вразумлял других: «Ты что, хочешь, как Михеев, разбиться?» Михеева это злило. И он Славику платил открытой неприязнью. Злопыхательствовал: «Нарочно хромым прикидывается. Его не за травму выгнали из команды. А вы, дураки, верите». Антона подобные наветы возмущали. Из-за них он с Пашкой ссорился.

Да, еще один минус, который Антон в себе обнаружил, — неумение сплотить коллектив. Дружба у него складывалась с каждым из приятелей по отдельности. А водиться всем вместе и одновременно не получалось. С Вадиком, например, его объединяла мечта стать спортсменом. С Пашкой здорово гулять, он знает все закоулки. Зато ни с Пашкой, ни с Вадиком неинтересно разговаривать. Тут на первом месте Сережа, а потом Митя Орлов, но его Антон ценил меньше — из-за хилости. Обычно разговаривал с ним насмешливо, все же Митя не был всесторонне развитой личностью. Часто прямо на уроках у Мити из носа начинала капать кровь. На физкультуре над Митей потешались так же, как на русском над Вадиком. Но когда Митя начинал рассказывать о Древнем Риме или Древней Греции, о порядках, которые там царили, о выдающихся людях, в особенности полководцах, Антон слушал затаив дыхание. Опять-таки Вадику и Пашке эти рассказы были скучны. «А как же эти скалы сдвигаться могли? Они, что ли, на поверхности моря плавали?» — недоумевал Вадик. «Сцилла и Харибда? Ну это же миф», — терпеливо растолковывал Митя. Иной была реакция Пашки. Он внимательно выслушивал Митю, а затем презрительно, издевательски кривился: «Глупость. И зачем это надо? Вот мне обещали азбуку Морзе принести. Я ее выучу, будем на уроках перестукиваться». Спору нет, знание азбуки Морзе очень полезно. К примеру, попадешь в плен — как дать об этом знать своим? Или забыл выучить урок, а тебя вызвали. А тебе раз — и тихо, незаметно отстукали подсказку…

Славик двинулся вдоль строя. Он тщательно следил за тем, чтобы форма соблюдалась: белые майки, белые трусы, белые носки. И полукеды.

Намучились с ней, с этой формой. Ни белых трусов нигде в продаже не было, ни маек, ни носков. Но что характерно: все, и далее девчонки, которым еще сложней, у них не трусы, а коротенькие как бы шаровары с продетыми резиночками, — все через месяц оделись в белое. Вячеслав Сергеевич дал срок — месяц, сказал, через месяц не допустит до занятий и в году выведет двойку.

Только насчет полукедов потом сделал послабление — для Антона тем более обидное, что он их достал. И бабушка с дедушкой включились в поиск и знакомые родителей. И наконец кто-то из папиного театра, уехав на гастроли, прислал полукеды из другого города. А Славик возьми да и разреши кеды, которыми забиты все магазины спорттоваров… Но это была единственная поблажка. Больше никаких отклонений от установленного порядка Славик не допускал и строго за них взыскивал.

Все же случались нарушения. На этот раз Синичка и Ахмеджанова пришли в чешках, что решительно запрещалось. Для занятий физкультурой эта обувь категорически не годится: без шнурков, на тоненькой, скользкой подошве, можно упасть и расшибиться — «как Михеев». Алеша Попович явился в черных трусах, к тому же длинных, по колено. Такие называют «семейными» — их и отец может носить и старший брат… Всем троим Вячеслав Сергеевич велел сделать шаг вперед.

Ахмеджанова — ее еще не успели ни о чем спросить — затрещала, что ей старые кеды жмут, а новые еще не купили. Черная перевитая коса — и что в косах красивого, змей напоминают, — раскачивалась, как канат, и бантик внизу, как перекладина, чтоб ногами удобней отталкиваться.

А Ира, негромко и стыдясь, объяснила, что в воскресенье ездила на дачу и кеды забыла там. Щеки и шея залились розовым, приятным, нежным цветом — не то, что у Лырской.

— А с тобой что? — Вячеслав Сергеевич перевел взгляд на Поповича.

— Мама не успела постирать.

Антон этого не понимал. Как это — «не успела»? С его мамой такого не могло случиться. Ни разу она его не подводила. Знала: во вторник физкультура. И во вторник утром он получал маечку и трусы идеально чистыми, отутюженными…

— Всех троих удаляю с урока, — объявил Вячеслав Сергеевич.