Зимнее марево

— Ну-ка, ну-ка. — Дедушка взял монету, приблизил к глазам. — Очень любопытно. А что здесь написано? «Монета ценою один рубль…» — Направился к письменному столу и достал из замшевого чехольчика лупу с деревянной ручкой.

Антон с приятным щекотанием в груди за ним наблюдал.

— Где, ты говоришь, этот дом находился?

Антон объяснил.

— А, — определил дедушка, — прекрасно знаю это место. Не думаю, чтоб это был клад. Скорее всего имевшие тогда хождение деньги случайно проваливались в щели, закатывались под пол. Этим, кстати, и объясняется, что их не в одном месте находят, а в разных. — Он изучал монету через лупу. — Уверен, в Историческом музее мы бы увидели такие…

Антон и в музей согласен был пойти. Еще бы, посмотреть на такую же, как у него, ценность! Выходит, он обладатель музейной редкости. Сам добыл, раскопал.

— А знаешь, кто такая императрица Елизавета? — спросил дедушка. — Это дочь Петра Великого. Ее царствование, увы, не отмечено какими-либо прогрессивными переменами. Она была довольно пустая женщина. На, держи. — Как бы подчеркивая: особого внимания императрица не заслуживает, дедушка возвратил монету. Антону стало обидно, что ценность его находки поставлена в зависимость от личных качеств Елизаветы.

— Но ведь это серебро? — попытался он отстоять справедливость.

— Конечно, — согласился дедушка, — тогда любили роскошь, блеск нарядов. Устраивали балы, которые стоили больших средств…

— А тогда в музее эти монеты почему?

— Ну их не так много сохранилось. Кстати, — вспомнил дедушка, — я для тебя книжку приготовил. Иди сюда. — И поманил его к дивану, на валике которого лежал здоровенный том со множеством бумажных закладок. — Ты спрашивал, откуда появилось название нашего переулка.

Сел, переложил том на колени. Антон устроился рядом.

— Сначала посмотри картинку. Улицу эту ты, несомненно, знаешь.

Улицу Антон действительно узнал.

— Названа она в честь видного ученого-географа, путешественника, — стал рассказывать дедушка. — А наш переулок — в память об одном из его сподвижников. Тот дом, которым ты интересовался, раньше занимал мелкий чайный фабрикант с совершенно другой фамилией. Насколько мне известно, потомки его здесь уже не жили.

— Оттуда никто не выходит. И ворота не открываются, — сказал Антон.

Поразительно, как дедушка при его опыте и познаниях не умел отличить главное от второстепенного. И чайный фабрикант и сподвижник географа-путешественника — это так, попутные сведения. Пусть Герман к названию переулка отношения не имеет. Главное же не в этом, а в том, что дом только по видимости необитаем, а на самом деле в нем живут! Разве не странно? Об этом и надо задуматься. Но именно эту информацию дедушка пропускает мимо ушей.

— Я пойду, — поднялся Антон. Беседа с дедушкой зашла в тупик, а ему не терпелось показать монету во дворе. Это им не чертов палец!

— И еще… — удержал его дедушка. Перелистав книгу, достал лежавшую между страницами фотографию женщины в длинном платье. — Знаешь, кто это?

— Нет, — сказал Антон.

— Баба Лена! — Антона, уже пятившегося к двери, невольно потянуло обратно. Дедушка любовался фотографией с нежностью. На фоне как бы бархатного занавеса — красивая молодая незнакомка. Волосы густые, черные.

— Все мы такими были, — вздохнул дедушка. Вошла баба Таня, и дедушка фотографию поспешно пихнул между страницами, а том захлопнул. — Ну, ладно, это я так. Вспомнилось. Иди бегай, гуляй, — сказал он.

К забору палисадника жалась тепло укутанная, несмотря на солнышко, Полина. К ней подступали Борька, Юлька и Минька. Появление Антона они восприняли как прибытие свежих сил.

— Ты послушай, послушай, — захлебываясь яростью, с ходу начала натравливать его на Полину Юлька. — Она говорит, из опавших листьев потом вырастают деревья.

— Я не говоила, что выастают, — отчаянно картавила Полина. — Я говоила, листья становятся пеегноем и удобением… Мне мама ассказывала!

— Твоя мама… — с издевкой начал Борька.

— Я тебя удаю! — старалась его перекричать Полина. — Или отца позову!

— А мы дядю Володю, — не отступал Борька. — Он как твоему отцу даст — тот на крышу улетит.

Антону хотелось заступиться за Полину, но он не знал, как это сделать. Дядя Володя был грузный, ходил тяжело, носил белые рубашки и большой портфель. Антона удивляло, что Борька похваляется его силой: ведь неповоротливый, живот, как обвислый воздушный шар, а главное, уже немолодой. Но Борька, наверно, лучше знает силу своего соседа по квартире.

— А смотри, укуталась-то, — нашел еще одно уязвимое место для издевки Минька.

— Я болела, — стала оправдываться Полина.

— Еще нас заразишь, — встряла Юлька. — Сидела бы дома!

Не выдержав явной несправедливости, Полина заплакала и побежала к подъезду.

— Пожалуется, — забеспокоился Минька. Глазки его бегали. — Пойду, что ли, домой.

А Юлька специально встала под Полинины открытые окна в расчете на то, что беглянка, может быть, ее услышит. Непримиримости в Юльке не убавлялось.

— Она говорит, у них дома ни копейки денег. Ведь не может так быть? Копейка-то обязательно найдется. — Презрительно сжала губы, показывая, что по-прежнему считает себя правой.