Зимнее марево

Ветерок охлаждал разгоряченное тело. В маленьких волнах словно переливались слитки серебра. Только там, где лежала тень от яхты, вода была спокойной и мрачноватой. Вдалеке, похожие на огромных водомеров, скользили скифы.

Косихин с завистью смотрел на противоположный берег. На желтом песке мельтешили человеческие фигурки — играли в волейбол, выходили из воды, входили в воду, лежащие переворачивались с боку на бок. Даже издали было видно — тела у людей бледные, незагорелые. Еще не успели в этом году как следует погреться на солнце.

— Может, пристанем на полчасика? — сказал Маслов. — Искупаться охота.

— Кутузов нас ждет, — упрямо ответил Косихин. Он избегал встречаться с Масловым взглядом.

— Брось ты, Коля, честное слово. — Маслов сел в кокпит, углубление в палубе. — Что ты кипишь все время? Ведь регату нам все равно вместе проходить.

Косихин промолчал.

Маслов перебросил стаксель. Косихин взялся за руль. Шли к небольшой бухточке. Какой-то мужчина с большим животом что-то кричал, стоя у самой воды, и размахивал руками. Может быть, он приветствовал их как победителей, но ветерок относил слова. До берега оставалось совсем немного, мужик с животом все кричал, ветер вдруг стих, и Косихин явственно различил слово «провода». Он сразу посмотрел вверх и, вздрогнув, отшатнулся.

В тот же момент сверкнула ослепительная холодная вспышка. Косихин сжался, единственная мысль-предупреждение плескалась в голове — не задеть какую-нибудь металлическую деталь. И тут же увидел: мачта отошла от проводов. Нельзя было терять ни секунды. Косихин бросился в воду. Отплыв немного, оглянулся. Маслов плыл следом.

Они стояли на берегу и как завороженные наблюдали: яхта раскачивалась, мачта то отдалялась от проводов, то прислонялась к ним — и когда это происходило, бенгальские вспышки с треском разрывали воздух, обжигали Косихина холодным пламенем изнутри. Ведь я же видел, видел тогда эти контуры пагод, корил он себя. Видел, что низкие…

— Сейчас загорится, — сказал кто-то у него за спиной.

Косихин слепо посмотрел на говорившего и боковым зрением успел заметить: Маслов схватил лежавший неподалеку обломок доски и, разбрызгивая воду, побежал к яхте.

— С ума сошел! — крикнул Косихин.

Маслов не послушался. Вода была ему по грудь. Он уперся обломком в борт, пытаясь сдвинуть яхту.

Косихин ясно представил, что сейчас произойдет. Он суеверно испугался своих мыслей, но было уже поздно: яхта снова стала наваливаться на провода, Маслов нажимал доской, она соскользнула с полированной поверхности, Маслов по инерции подался вперед… Косихин зажмурил глаза, а когда открыл, Маслова нигде не было. Косихина обступила тишина, а потом в сознание ворвались крики людей, чаек, отдаленный шум мотора.

Косихин врезался в воду. Он нырял и всматривался в зеленоватую прозрачность. Всплывал, захватывал воздух и снова погружался.

Рядом ныряли люди.

В какой-то момент он чуть не провалился в глубину, его словно магнитом туда потянуло. Он с трудом выкарабкался, перевел дыхание и с безразличием подумал, что мог сейчас утонуть. Это безразличие его испугало, он быстро, удирая от таящейся там, под ним, опасности, поплыл к берегу, изо всех сил работая руками и ногами.

Он выполз на берег и растянулся на песке — теплом, почти горячем, — согреваясь и дрожа сильней и сильней. Его вдруг все перестало интересовать, он хотел поглубже зарыться в этот прекрасный песок. И тут откуда-то издали послышалось: «Нашли, нашли». Косихин приподнялся, взглянув в ту сторону и увидел: двое мужчин осторожно, будто ребенка, выносили на берег третьего.

Он встал и пошел к ним. Ноги вязли в песке, и ему почему-то представилось, что он идет по пустыне — один, хотя прекрасно видел перед собой группку людей. Он торопился и в то же время старался как бы замедлить шаги, он и хотел узнать, как там, и боялся. Он словно со стороны наблюдал за собой — вот так идущим быстро и в то же время медленно, и глаза у него при этом взгляде со стороны были большие и белые, как блюдца. А все вдруг повернулись к нему, расступились, давая дорогу, и там, в конце этого образованного людьми прохода, он увидел лежащего на песке  ч е л о в е к а.

СВИДАНИЕ В ДЕКАБРЕ

Ветер стонал в трубах, жаловался на бесприютное свое житье. Или это трубы жаловались на хлеставший их снег, атаки ветра?..

Фомин выпростал руку из-под одеяла: и в комнате было нежарко, из оконных щелей гвоздил сквознячок. Не поднимаясь, Фомин нашарил на полу жестянку, которая заменяла пепельницу, установил ее на груди, но курить раздумал: чтобы чиркнуть спичкой, пришлось бы извлекать из тепла вторую руку.

Той же выпростанной рукой Фомин взял со стула газету, перечитал телепрограмму на последней странице и со вздохом газету отбросил. Быстро темнело.

Все же надо было вставать.

Позевывая и подтягивая сползавшие пижамные брюки, Фомин прошел на кухню. Членистоногий столетник загораживал чуть ли не пол-окна, а день и без того выдался сумеречный. Фомин включил свет, зажег обе конфорки. Стало уютней.