Несколько деревенщин, работавших носильщиками – с коростами на голове и воспалёнными глазами, – услышав, как половой выкрикнул имя Шан Сижуя, подошли к их столу с мисками в руках. Взглянув на них, Чэн Фэнтай даже испугался. Однако, похоже, они тоже были старыми знакомыми Шан Сижуя и безо всяких церемоний окружили их стол, и уселись рядом, не обращая на Чэн Фэнтая никакого внимания. Работяги теснились и теснились, и Чэн Фэнтаю ничего не оставалось, как, сдавшись их напору, отодвигаться всё дальше и дальше. Был среди них рослый мужчина, тянущий рикши, в это зимнее время на нём была тонкая кофта, подвёрнутые рукава которой обнажали крепкие мускулистые руки. Одну ногу он поставил на лавку, где сидел Шан Сижуй, и, с хлюпаньем всасывая лапшу, пристально глядел на него. Шан Сижуй, сощурившись в улыбке, кивнул ему в знак приветствия, и улыбка эта ничем не отличалась от той, какой он приветствовал гостей на великосветских сборищах, пожалуй, она была приветливее той, с которой он обращался к начальнику комиссариата Чжоу. Чэн Фэнтай мысленно позлорадствовал над начальником Чжоу.
– Шан-лаобань! Доброго вам здоровьичка!
– Здравствуйте, и вам не хворать.
– Что нового ставите в последнее время?
– Не то чтобы новое. Слегка подправленное «Жизнеописание Инъин»[72]
.– Чегой это?
– Да та же самая «Хуннян»[73]
.– «Хуннян» – это хорошо! «Хуннян» – хорошо! Ха-ха! Как же там поётся? «О барышня! Ступаешь ты изящно!» – изменив голос, он пропел одну строчку, подражая актёру; однако ничего у него не вышло, и пение его лишь вызвало громоподобный хохот у посетителей лапшичной. – Как там поётся-то? Шан-лаобань, спойте для нас кусочек!
– Да! Один кусочек спойте!
– Сударь Шан, не вредничайте! Пожалуйте нам один только отрывок!
Они подняли страшный шум, и другие посетители, которые не знали Шан Сижуя, тоже окружили их стол. Чэн Фэнтай подумал: «Плохо дело! Эти грубияны не знают меры в веселье, слишком уж они непочтительны, а актёры – люди легкоранимые, наверняка он разозлится от смущения».
Лицо Шан Сижуя и впрямь залилось краской, однако на нём не было и следа гнева. Половой, совсем как спаситель представления, явился как раз кстати с миской лапши:
– Да хватит вам! Видно же, что наш Шан-лаобань – юноша скромный, а из-за таких, как вы, кто на него наседает, он больше к нам и не придёт! А ведь наша лапшичная держится на славе Шан-лаобаня!
Гости, впрочем, нисколько к нему не прислушались и продолжили требовать от Шан Сижуя исполнить какой-нибудь отрывок из оперы.
– Да не буду я для вас петь, я голоден и хочу поесть, – сказал Шан Сижуй, поглощая лапшу с подливой. – Вы лучше уж спокойно приходите в театр послушать представление, там на мне и костюм будет, да ещё и аккомпанемент на хуцине, и я немного на билетах подзаработаю.
От него по-прежнему не отставали с шуточками, кто-то заявил, что театральный билет ему не по карману, другие сказали, что не в силах дождаться представления, в общем, они всячески подтрунивали над Шан Сижуем. С пелёнок Шан Сижуй страдал от голода, это сильно повлияло на него, оставив след в его душе, а потому во время еды его словно охватывала сила, с которой без особого труда можно было разгромить и вражескую армию, и миску с лапшой зараз уничтожить, ничто вокруг его не заботило. Не обращая ни малейшего внимания на поддразнивания, он принялся уничтожать лапшу, а покончив с едой, вытер рот и улыбнулся Чэн Фэнтаю несколько смущённо и наивно. Чэн Фэнтай улыбнулся ему в ответ, и они поднялись, собираясь уйти. Однако простолюдины ещё не натешились вволю и, схватив Шан Сижуя за плечи, не пускали его:
– Шан-лаобань! Не уходите! Так давно мы не виделись, а поболтали совсем малость!
Шан Сижуй легонько отрыгнул:
– Я ведь здесь с другом!
Чэн Фэнтай закурил сигарету:
– Как будет угодно Шан-лаобаню.
Нет ничего вкуснее пельменей и никого забавнее актёров, так что Чэн Фэнтай прекрасно их понимал.
Трудяги и носильщики с новыми силами бросились донимать Шан Сижуя. Шутки, которые они отмачивали, отличались от поддразниваний знакомых Чэн Фэнтаю господ и дам, шутили они грубо, не унимаясь, совершенно не задумываясь о приличиях и не зная меры. Расспросив о сливе, что стояла во дворе Шан Сижуя и якобы обращалась злым духом, они стали допытываться, когда Шан Сижуй намеревается жениться и не любовница ли ему Сяо Лай.
– К чему Шан-лаобаню жена? Люди своими глазами видели, как слива в его дворе при полной луне обращалась в человека, чтобы послушать пение Шан-лаобаня.
– Демон это был али демоница?
– Определённо демоница, решила воспользоваться нашим Шан-лаобанем под покровом ночи!