Зимняя бегония. Том 1

– Муж старшей сестры, у хорошего цветка всегда есть хозяин, некоторые мысли лучше сразу выкинуть из головы, я тебе в этом не помощник.

Чэн Фэнтай сплюнул в его сторону:

– Да иди ты!

Улучив свободную минутку, он оглядел квартиру супругов Чан Чжисинь и Цзян Мэнпин (один – молодой господин из зажиточной семьи, другая – популярная актриса китайской оперы). Когда-то они наслаждались красивой жизнью и непрестанно веселились, теперь же сбросили роскошные одежды и зажили спокойной заурядной жизнью, полной забот о повседневных нуждах, казалось, что дела обстоят именно так. О роскошных, современных предметах обстановки и говорить не приходилось, но здесь царили идеальная чистота и порядок, на диванах и столах не было ни пятнышка, ни пылинки. Честный и надёжный муж, ласковая и хозяйственная жена – счастье в их паре, казалось, било через край. Если и выискивать в их семье какой-то недостаток, им не хватало разве что детей. У Чэн Фэнтая было трое сыновей и младшая сестра, дом его полон детей, и обычно их шум порядком его раздражал, однако сейчас он подумал, что дом, где нет маленьких детей, не только кажется безлюдным и тихим, но и над ним неизбежно витает необъяснимая горечь, словно он не может считаться полным.

Мужчины вышли из дома и, войдя в ближайший ресторан, начали пить, есть и болтать вволю, и так уж вышло, что разговор их снова кружным путём вернулся к Шан Сижую. Они уже были навеселе, а потому говорили откровенно, Чэн Фэнтай, хлопнув Фань Ляня по спине, со смехом сказал:

– Хорошо ещё, что ты не вцепился в свою старшую сестру, подобно Шан Сижую, а то головной боли у меня прибавилось бы знатно.

Фань Лянь проговорил:

– У нас с Шан Сижуем разное положение. Пастбища моей семьи вплотную прилегают к маньчжурским, и нравы мы тоже переняли от них. Незамужняя барышня в родительском доме – деспот и тиран, вся власть в её руках, младших братьев и сестёр она и бьёт, и ругает. Мы, мелюзга, родителей не боялись – только её одну. Когда старшая сестра покидала родительский дом, мы провожали её стройными рядами, боясь, что не успеем спровадить ее, так как же мы посмели бы гневить нашего спасителя и избавителя – мужа сестры?

Чан Чжисинь с сокрушенным видом сказал:

– А мне вот страшно не повезло заполучить в шурины Шан Сижуя.

Чэн Фэнтай мастерски поддел его, проговорив:

– А ведь ты сам не так уж и прав. Я тут услышал, что ты бросил жену от первого брака ради двоюродной невестки, разве не так? Это заставляет подозревать тебя в ветрености. Неудивительно, что он, выступая в роли младшего брата, никак не может успокоиться.

Фань Лянь немедленно протрезвел и бросил на Чэн Фэнтая суровый взгляд, сам подумав: «Что ж за рот у тебя поганый».

Чан Чжисинь нисколько не обиделся, только махнул рукой:

– Младший зять, как ты не понимаешь, коль уж Шан Сижуй возненавидел человека, который единолично завладел сердцем Цзян Мэнпин, он всеми силами будет притеснять его. Стоит ли говорить, что моральные качества избранника ничего не значат, он просто ищет предлог, и всё. Ты сам подумай, почему Шан Сижуй не возмущался, когда Мэнпин была помолвлена с его старшим названым братом? Да потому, что он знал, что Мэнпин его не любит.

Чэн Фэнтай подумал немного и, найдя его слова справедливыми, кивнул:

– Верно говоришь. Ты и впрямь хорошо узнал его натуру.

Чан Чжисинь криво улыбнулся, Фань Лянь впервые увидел на его лице такую фривольную улыбку.

– Уж разумеется, я хорошо узнал его натуру. Не знаю, известно тебе или нет, но в тот год Шан Сижуй столь неотступно, без сна и отдыха преследовал меня, что пытавшиеся нас примирить сказали: «Ох! Третий господин! Шан Сижуй с такой силой в тебя вцепился, что мы начали подозревать, будто на самом деле его любовь вовсе не Цзян Мэнпин! Ты уж проясни всё до конца». Я ответил, что его любви мне не надо – у этого дитя ещё молоко на губах не обсохло, какие там чувства, он только и знает, что безумствовать.

Чэн Фэнтай громко расхохотался, припав к плечу Фань Ляня, если его слова и впрямь были правдой, тогда это похоже на чрезвычайно увлекательный рассказ, в котором одна шутка скрывает под собой другую. Фань Лянь тоже прежде никогда не слышал, чтобы Чан Чжисинь говорил об этом, и тоже хохотал без остановки, со всей силы хлопая Чан Чжисиня по плечу. Чан Чжисинь, став причиной их всеобщего веселья, сам с лёгкой улыбкой налил себе бокал вина и осушил его, сохраняя при этом флегматичный вид. Тень Шан Сижуя, что нависла над ним, была столь грозной, что он не решался смеяться даже над собственными шутками.