Зимняя бегония. Том 1

Это была исполнительница амплуа сяодань Эръюэ, носившая сценический псевдоним Эръюэ Хун. Шан Сижуй сам купил её после приезда в Бэйпин. Оттого, что куплена она была, когда на дворе стоял февраль, с лёгкой руки Шан Сижуй получила имя как у проститутки[127]. Прочие её шиди и шимэй[128], купленные в тот же год, получили имена Саньюэ Хун, Уюэ Хун, Лююэ Хун, Циюэ Хун, Лаюэ Хун…[129] Если что-то хорошо пошло, нужно следовать этому до конца, да и Шан Сижуй никогда не беспокоился о подобных пустяках слишком много.

Чэн Фэнтай сидел закинув ногу на ногу, а рядом на диване лежала газета – разумеется, никто за кулисами газет не читал, однако в этом еженедельнике печатались небылицы из жизни Шан Сижуя. Тот покупал каждый выпуск, а потом просил кого-нибудь прочитать ему вслух. Раскрыв газету, Чэн Фэнтай увидел, что на сей раз в ней напечатали биографию господина Шана как главы «грушевого сада». Читая газету вслух, Чэн Фэнтай в то же время наблюдал за тем, как главный герой написанного разбирался с внутренними неурядицами.

Хотя Эръюэ и заливалась слезами, на самом деле ничего страшного она не натворила: дело было в старом правиле их труппы, согласно которому актрисы амплуа дань не могли касаться кисти, обмакнутой в киноварь. Коснувшись, тем самым они проявляли непочтительность к основоположнику искусства и заслуживали побоев. Сегодня Эръюэ впервые вышла на сцену и тут же сорвала овации всего зала, а потому, спустившись со сцены, она всё ещё пребывала в большом волнении. Один из её шиди сидел перед зеркалом, гримируясь в хуаляня[130], и подозвал её к себе, прося помочь, двое подростков разговаривали и смеялись, и Эръюэ по неосмотрительности коснулась кисти, обмакнутой в киноварь. К несчастью, несколько коварных стерв это заметили и с криками «Я тебя убью!» подняли страшную шумиху. Другие, ещё более коварные стервы, пытаясь затеять ссору, бросились на защиту Эръюэ Хун, не давая её бить, обе стороны разразились гневными выкриками.

Услышав, что произошло, Чэн Фэнтай понял, что помимо борьбы разных клик внутри труппы здесь замешано ещё кое-что: дебют Эръюэ Хун, новой восходящей звезды, вызвал зависть других актрис и членов труппы. Листая газету, он бросил взгляд на Эръюэ Хун: несчастная, вызывающая жалость девчушка на вид лет двенадцати-тринадцати, она ещё не успела снять грим, и слёзы, что текли по её лицу, оставляли белые полоски на красных щеках. Совсем ещё юная – выживать в насквозь пропитанной пороком труппе ей явно непросто.

Зачинщица перебранки, актриса по имени Юань Лань, пронзительно завизжала:

– Хозяин! Правило, что актрисам не позволено касаться кисти, обмакнутой в киноварь, установлено основателями нашей профессии, когда это следование правилам стало чем-то неподобающим? Да ещё и противятся тем, кто пытаются пресечь это безобразие! Разве это не намеренная попытка обрушить устои нашей труппы?! – Говоря это, она толкнула вперёд Эръюэ Хун, и та не удержалась на ногах. В этот миг мальчишка, ещё младше, подбежал к ним, убрал руки женщины и, подняв Эръюэ Хун, отвёл её в сторону, а его жгучий пронизывающий взгляд метался по комнате.

Шан Сижуй спросил:

– Лаюэ, а с тобой что такое?

Лаюэ Хун опустился перед Шан Сижуем на колени и ответил:

– Шицзе не касалась кисти с киноварью, она рисовала моею рукой!

Юань Лань громко закричала:

– Чушь! Я своими глазами видела, как она коснулась кисти!

Лаюэ Хун резко вскинул голову:

– А вот и нет! Рисовала моею рукой!

Юань Лань указала на других членов труппы:

– Думаешь снять с неё ответственность? Так не выйдет! Как будто я одна это видела! Они все тоже всё видели!

Шицзю[131], предводительница другой группы, защищавшей Эръюэ Хун, наблюдала за Юань Лань с холодной усмешкой:

– Но я тоже видела, что Эръюэ рисовала рукой Лаюэ! И не только я одна! Вот вы скажите, так это или нет? – Разумеется, стоявшие позади неё члены труппы в один голос подтвердили сказанное.

Так Юань Лань и Шицзю слово за слово распалялись всё сильнее, само собой, ссора их ничем путным не закончилась. Юань Лань рассвирепела и, схватив Эръюэ, надавала ей пощёчин. Расплакавшись, Эръюэ побежала прятаться за спину Лаюэ, а тот, увидев, что с его шицзе обошлись несправедливо – как он мог это допустить? – кинулся к Юань Лань и принялся её лягать. Поднятый ими бурный водоворот страстей, однако, прошёл мимо актёров амплуа лаошэнов и ушэнов: те растирали грецкие орехи, нюхали табак, забавлялись со сверчками, чей стрекот примешивался к брани, придавая противникам ещё больше сил.

Юань Лань вскрикнула:

– Где это видано! Сукин сын, которого мы вырастили, ещё смеет замахиваться на меня! Что же это, бунт?!

Хлопнув в ладоши, Шицзю со смехом заметила:

– Некоторые и в самом деле заслуживают того, чтобы их поколотили!

Однако это оскорбление, которое младший нанёс старшей, и в самом деле было крайне постыдным. Наставник барабанщиков отрывисто прикрикнул на него:

– Лаюэ! На колени!

Вскинув голову, Лаюэ встал перед Шан Сижуем на колени, и Эръюэ Хун, лишившись его покровительства, бросилась за ним. Схватив Шан Сижуя за полы одежды, она зарыдала: