Зимняя бегония. Том 1

– А как же быть с «Ма Гу дарит долголетие?»

– Скажи, что не нашла меня, куда я ушёл, не знаешь, и сдвиньте выступление на попозже.

– А как потом ты объяснишься с господином Ню?

– Скажу, что резиденция Ань слишком большая и я заблудился.

Сяо Лай не знала, смеяться ей или же плакать, Шан Сижуй ужасно её разозлил:

– Как господин Ню может в это поверить?!

Шан Сижуй уставился на сцену, не удостоив Сяо Лай и взглядом:

– Или скажу, что рыба в резиденции Ань несвежая, я её съел, и у меня начался понос. Так или иначе способ найдётся, а ты иди и не давай им найти меня. – В это время мальчишка на сцене, играющий обезьянку, сделал пятьдесят кувырков подряд, и это выглядело настолько впечатляюще, что все зрители, неважно, разбирались они в театре или нет, зааплодировали и закричали «Браво!», потрясённые подобным владением кунг-фу.

Шан Сижуй тоже не сдержался и во весь голос крикнул:

– Хорошо!

Его грудной крик, звучный и звонкий, отличался от прочих. Пекинес, сидевший на руках у старой княгини, шевельнул ушками, спрыгнул и рванулся к Шан Сижую. Старая княгиня обернулась в поисках собачки и вскричала:

– Шуньцзы!

Все принялись выглядывать Шуньцзы, однако пёс признал одного только Шан Сижуя: бросившись к его ногам, он поставил передние лапы ему на колени и во весь голос загавкал, и на сей раз уже все его обнаружили. Шан Сижуй положил руки на голову Шуньцзы, пытаясь заставить его замолчать, и тихонько прикрикнул:

– Шшш! Не гавкай! – Он залился краской и от стыда не смел поднять взгляд. Когда за пределами сцены слишком много народу обращало на него внимание, его щёки тут же начинали пылать, и от стеснения он не знал, куда себя девать.

Даже с очками у глаз старая княгиня не могла разглядеть, кто это там, издалека Шан Сижуй казался совсем юным, и она спросила:

– Из какой семьи этот ребёнок?

Фань Лянь взглянул на Чэн Фэнтая, ему стало очевидно, ради кого тот пришёл сегодня. С улыбкой он проговорил:

– Ой! Разве это не лаобань Шан Сижуй?

Чэн Фэнтай подумал: «Ну что за маленький актёр, пришёл и не стал со мной здороваться, а спрятался, чтобы забавляться с собакой».

Шан Сижуй подхватил Шуньцзы на руки и вручил его старой княгине, а она ухватила Шан Сижуя за запястье и рассмеялась, совсем как та старая ведьма, поймавшая Танского монаха[139]:

– Шан-лаобань, я знаю, что сегодня будет ваше выступление, с нетерпением его жду!

Детишки на сцене, закончив выступать с обезьянами, опустились на колени и в ожидании награды устремили взгляды на старую княгиню. Однако её волновал лишь разговор с Шан Сижуем, и детей она оставила без внимания. Ню Байвэнь услышал шум и догадался, что что-то не так, вышел из-за кулис и, увидев Шан Сижуя, почувствовал, как с души у него упал камень.

Что Шан Сижуй мог ответить старой княгине? Не мог же он ей заявить, мол, сегодня я не желаю выступать для вас, а хочу послушать представление вместе с вами, и он кивнул с лёгкой улыбкой. Шуньцзы, сидящий на руках у старой княгини, высунул лапку и непрестанно царапал рукав Шан Сижуя, в его чёрных круглых глазках застыло умоляющее выражение. Старая княгиня захихикала:

– Вы только взгляните, мы уже давно не слушали вашего представления, а Шуньцзы всё ещё вспоминает ваши напевы!

Хотя Шуньцзы всего лишь пёс, происхождение у него благородное каких поискать. Его прапрадеда с отцовской стороны держала на руках сама вдовствующая императрица Цыси, он всегда сопровождал Старую Будду на всех представлениях. Что до Шуньцзы, воспоминания о высоком искусстве пекинской оперы текли у него в крови, и, только её заслышав, он необычайно воодушевлялся. Однако он обладал тонким вкусом, и лишь Шан Сижуй и несколько других известных актёров могли задеть струны его души. Несколько раз на семейных торжествах, когда Шан Сижуй на сцене исполнял самое примечательное место, Шуньцзы начинал громко лаять, и каждый раз попадал в такт, это определённо не могло быть случайностью. Человек на сцене и собака в зале дополняли друг друга, их совместное выступление звучало необычайно приятно, и Шуньцзы можно было назвать самым тонким знатоком таланта Шан Сижуя. Шан Сижую никогда не нравились маленькие кошечки и собачки, он соглашался только прикоснуться к Шуньцзы пару раз и сказать ему несколько слов, видимо, считая его человеком.

Ню Байвэнь со смехом влез в их разговор:

– Шуньцзы и впрямь разбирается в театре, его вкус ко дворцовому искусству будет получше, чем у некоторых людей.

Старая княгиня кивнула:

– А как же! Он так долго не слышал пения Шан-лаобаня, вот и совсем невесел. Пользуясь случаем, я приглашаю Шан-лаобаня как-нибудь приехать к нам в резиденцию и исполнить для Шуньцзы какую-нибудь пьесу, а спойте-ка нам «Беседку вёсен и осеней!». Это самая любимая Шуньцзы!

Услышав эти слова, Чэн Фэнтай нахмурился, подумав: «Что за чушь! То, что Шан Сижуй своими представлениями развлекает людей, ладно, но опуститься до того, чтобы дать особое представление для пса? Разве это не настоящее унижение? Императора уже выгнали из дворца[140], так откуда в княжеской резиденции Ань столько самодовольства?!»