Зимняя бегония. Том 1

Сяо Лай прекрасно понимала, о чем он думал. Шан Сижуй захотелось достать пластинку Хоу Юйкуй и внимать ей, подобно буддийским мантрам, не хватало только установить ритуальную табличку как своему благодетелю и подносить ей дары. Унижение, которому Хоу Юйкуй подверг Шан Сижуя, разгневало других людей, Сяо Лай же эти язвительные слова ужасно расстроили. А от покладистого и смиренного вида Шан Сижуя у неё сжималось сердце.

Сяо Лай стояла рядом с Шан Сижуем, чуть ли не прижимаясь к нему, надеясь тем самым хоть немного подбодрить его и вселить уверенность. Хоу Юйкуй открыл глаза, скользнул по Шан Сижую взглядом и подумал: «Я же велел тебе не грызть ногти, а ты опять за своё?» Он недовольно хмыкнул, и Шан Сижуй поспешил отдёрнуть руку. Склонив голову, Ню Байвэнь усмехнулся, Хоу Юйкуй мельком взглянул на него, надел накладную бороду и приготовился к выходу на сцену. Он и сам не заметил, как благодаря скромности и послушности Шан Сижуя его отношение к тому несколько смягчилось.

Ван Баочуань, верная данному обещаю, восемнадцать лет ждала своего мужа Сюэ Пингуя в ледяном яодуне[152]. Это была первая встреча супругов после долгой разлуки, и Сюэ Пингуй, прикинувшись сластолюбцем, приставал к своей жене, желая испытать её, в самом ли деле она добродетельная женщина.

Прежде чем выйти на сцену, Шан Сижуй сомкнул веки, а когда открыл глаза вновь, то скромный и почтительный юный актёр исчез. В его взгляде открылась гордость и решительность Ван Баочуань, её несгибаемая и пылкая натура, и он стал держать себя с особым достоинством. Хоу Юйкуя это поразило, он почувствовал, что перед ним в самом деле стоит добродетельная утончённая супруга, и сам он в ответ стал истинным Сюэ Пингуем. Этот отрывок предъявлял высокие требования к дыханию актёра и его произношению, и допустить ошибку или проглотить слова либретто было очень легко. Шан Сижуй поистине был великолепен, каждое его слово звучало звонко и дышало энергией, стремительно срываясь с его уст, а сам он сохранял спокойствие и невозмутимость, лишний раз подтверждая, что достоин своего имени – и как певец, и как актёр. Даже Хоу Юйкуй не смог отыскать изъяна в его выступлении. Больше того, оно его заворожило.

Чэн Фэнтай уже привык к тому, что Шан Сижуй меняет роли одну за другой: сейчас он добродетельная супруга, а через минуту – очаровательная до мозга костей кокетка. Попивая чай, с лёгкой улыбкой он глядел на сцену. Он ничего не понимал в театре, зато понимал Фань Лянь. Он одобрительно прищёлкнул языком:

– Сегодня вечером Шан-лаобань и впрямь не такой, как обычно.

Чэн Фэнтай спросил:

– И в чём же он не такой?

– Полностью вжился в роль, да ещё с такой энергией. Ну а как же, когда ты на одной сцене с Хоу Юйкуем, можно ли не прилагать усилий? Чуточку оступишься, сыграешь с недостаточным рвением, тут же поблёкнешь на фоне Сюэ Пингуя, все будут глядеть только на него. – Фань Лянь захлопал в ладоши и вздохнул: – Вот бы удалось записать сегодняшнее выступление на пластинку, как было бы прекрасно! Это ведь произведение искусства, которое передавали бы из поколения в поколение!

Князь Ци встал со своего места и разразился восторженными криками. Сегодняшняя поездка стоила того, чтобы рискнуть жизнью.

Глава 28

Два человека на сцене сыграли свой отрывок великолепно, с лёгкой душой, звуки струн замерли в воздухе, а они всё ещё не очнулись, стояли каждый на своём месте и взирали друг на друга в оцепенении. Хоу Юйкуй был знаменит манерой пения «облака закрывают луну», при которой хриплый вначале голос сменялся звонким, он начинал петь вполне заурядно, но чем дальше, тем мелодичнее звучала его песня, точно молодой месяц, что стыдливо показывается из-за туч, звуки лились прозрачные и ясные. Он пел, опираясь на даньтянь[153], и по его голосу было совершенно непонятно, что поёт старик, которому скоро будет семьдесят. Некоторые пожилые зрители, оценив выступление Хоу Юйкуя, сошлись на том, что он поёт ничуть не хуже себя прошлого – драгоценный клинок не старится со временем. Шан Сижуй был полон бодрости и сил, для него исполнить подобную пьесу – всё равно что выйти на лёгкую прогулку. Оба артиста ничуть не запыхались и не покраснели. Шуньцзы же во время их выступления вцепился в резную ограду театральных подмостков и остервенело лаял, так что ужасно устал и, высунув язык, с трудом дышал. Подошедшая служанка хотела было взять его и унести прочь, однако он, вцепившись лапами в перила, отказываясь покидать сад – очевидно, что он ещё не наслушался вдоволь.

Фань Лянь ударил рукой по столу и восхищённо покачал головой:

– Это выступление войдёт в историю, я и впрямь сегодня пришёл не зря! Это стоит всей моей жизни! – И, опрокинув чашку чая вместо спиртного, перевёл дух, чрезвычайно довольный увиденным.

Чэн Фэнтай никак не мог понять, что же такого особенного в их выступлении, но почуял неладное: почему старик и юнец взирали друг на друга на сцене с такой пылающей страстью во взглядах?

Хоу Юйкуй спросил:

– Малец, сыграем ещё кусочек?

Шан Сижуй кивнул:

– Хорошо!

Хоу Юйкуй уточнил:

– Какой отрывок?