Зимняя Чаща

Опускаюсь на колени рядом с маленьким стулом, на спинку которого Оливер повесил свою куртку и провожу пальцами по ее толстой ткани, пока не нащупываю карман. Запускаю в него руку… и ничего не нахожу. Веду пальцами дальше, минуя воротник, нахожу второй карман. В нем лежит несколько крохотных прутиков и чешуя еловых шишек – такая мелочь часто забивается в карманы, когда пробираешься через густые лесные заросли. Отстраняюсь, садясь на пятки. Возможно, здесь нечего искать.

Наверное, не нужно мне было лазить у него по карманам. Лично я пришла бы в ярость, вздумай Оливер рыться в моем шкафу или прикроватном столике например. На секунду мне становится стыдно, но я тут же берусь за куртку Оливера. Перебирая пальцами плотную ткань, нахожу молнию и скольжу ладонью по внутренней стороне куртки. Почти наверняка здесь должен быть еще один, внутренний карман. Ага, вот он – меньше по размеру, чем наружные карманы, и расположен высоко на груди. Нахожу прорезь кармана и запускаю пальцы внутрь. Чувствую что-то мягкое и маленькое. Вынимаю. Это мешочек с травами, который я дала ему. Сжимаю его в руке, подношу к лицу – запах гвоздики, кардамона и лилии давно уже выветрился.

Но Оливер хранил все это время мой мешочек при себе, в куртке, близко к сердцу.

Я слышу, как он дышит на кровати, и вновь опускаюсь на пятки, при этом ужасно глупо чувствуя себя. Ругаю себя, что рассчитывала найти в куртке какую-то вещь, которая сможет подтвердить или, напротив, опровергнуть его вину. Понять, лжец он или нет. Но вместо этого нашла лишь мешочек с травами, который сама же и дала ему. Оливер сохранил его, не смог с ним расстаться, даже когда все травы в мешочке потеряли свою силу.

Продолжая жалеть, что сунула свой нос куда не следовало, я кладу мешочек назад, в карман, и тут ощущаю кончиками пальцев еще какой-то предмет.

Холодный и гладкий.

Вытаскиваю этот предмет из кармана и вижу перед собой короткую цепочку, на которой раскачивается что-то блестящее и округлое.

Этот предмет тихо пощелкивает, и я быстро обхватываю его ладонями, чтобы не разбудить этим звуком Оливера. Мне больно стоять на коленях на жестком полу, но я не спешу подняться на ноги, передвигаюсь немного ближе к окну и осторожно, словно створки раковины, раскрываю ладони, чтобы увидеть лежащую внутри жемчужину. Это серебряные карманные часы-луковица. Цепочка на них оборвана – крайнее ее звено разомкнуто, остальная часть цепочки потеряна. Спрятанные внутри серебряной луковицы шестеренки мягко тикают, отсчитывая время. Часы идут. Я провожу большим пальцем по стеклу, смотрю на позолоченные стрелки, усами торчащие на фоне белого циферблата.

В принципе, это довольно простые карманные часы. Интересно, кому они принадлежали – отцу Оливера? Его дедушке? Памятная вещь. А может, он нашел эти часы в Чаще, подобрал эту потерянную вещь в снегу?

Переворачиваю часы, ощущая всей ладонью их вес. Часы не очень старые – не старинные, во всяком случае, – но сделаны они хорошо, красиво. Создавший их часовщик был мастером своего дела. Я наклоняю часы ближе к окну, чтобы лучше рассмотреть их при лунном свете. Их заднюю стенку украшает резной кружевной узор, а кроме него…

Да, здесь выгравированы еще и буквы. Имя. Часы – это подарок кому-то. На день рождения или еще по какому-то поводу.

Читаю надпись: «Максу».

От неожиданности я роняю часы, и они с глухим стуком падают на пол.

Черт, черт, черт.

Быстро бросаю взгляд в сторону кровати. Оливер пошевелился, перевернулся на бок, но не проснулся. Не сел, не открыл глаз, он не видит, как я поднимаю с пола вещь, которая мне не принад-лежит.

Впрочем, ему эта вещь не принадлежит тоже.

Не нашел он эти часы в лесу, нет.

Они принадлежали Максу. Парню, который умер.

Ложь проскальзывает сквозь щели в полу, словно мышь, ищущая место для гнезда.

Я легонько трогаю Фина за ухо, желая разбудить, но не испугать его. Он открывает глаза, и я шепчу ему.

– Пойдем.

Фин поднимается со своего коврика, потягивается и бредет вслед за мной к лестнице. Мягко царапая когтями по каждой ступеньке, он спускается вниз. Я очень надеюсь, что этот звук никого не разбудит.

В гостиной я задерживаюсь возле двери, чтобы взглянуть на Сюзи. Она похрапывает, уткнувшись лицом в подушку и свесив одну руку на пол. Да, проснется она не скоро.

Но глядя на плавный изгиб ее носа, на легкое трепетание длинных ресниц, я невольно и внезапно задаюсь вопросом: не известно ли Сюзи намного больше, чем она говорит? Какие секреты прячет она? Была ли вместе с парнями на кладбище в ту ночь, когда на озеро обрушилась снежная буря? Была или нет?

Другая, тяжелая мысль настигает меня, пронзает насквозь. У меня в доме два незнакомых человека. И возможно, я не могу доверять ни одному из них. Это означает, что я одна, совсем одна.

Я не вздыхаю, я не стараюсь избавиться от страха, который начинает заползать в мою грудь. Я поворачиваюсь, отпираю дверь и выбегаю в мутный сумеречный свет зари.