Зимняя Чаща

Я пришла сюда потому, что мне некуда больше пойти. Но сейчас, когда мистер Перкинс с таким беспокойством смотрит на меня, причины, которые привели меня к нему, вдруг начинают казаться слишком запутанными, чтобы я смогла внятно объяснить их. Никак не могу собраться с мыслями.

– Я нашла в лесу парня, – говорю я, растирая руки перед огнем, хотя на самом деле мне совсем не холодно, более того, у меня пот по спине катится.

– В каком лесу? – наклоняется в мою сторону на кресле-качалке мистер Перкинс.

Воздух в хижине кажется мне слишком плотным, запах дыма въедается в волосы. Я скольжу взглядом по комнате, вдоль висящих на одной из стен самодельных рамочек, в которых помещен под стеклом либо лист папоротника, либо полевой цветок, либо насекомое какое-нибудь, а внизу – написанное от руки латинское научное название.

– В Чаще, – отвечаю я.

– И ты нашла его там живым, – уточняет мистер Перкинс, задумчиво постукивая ногой по полу. Хотя он сам никогда не был в Чаще, но достаточно много знает о ней.

– Парень был как ледышка, – отвечаю я, – но живой.

– И сколько же он провел в лесу? – перестает постукивать ногой мистер Перкинс.

– Недели две, я думаю.

– Вот как, – мистер Перкинс медленно кивает, у него вид человека, которому совершенно некуда спешить. Который хоть целую вечность может обдумывать все странности моей находки. – Возможно, тот парень чем-то понравился лесу, и тот, подумав, решил не ужинать им.

Глаза мистера Перкинса блестят, будто он только что выдал первоклассную шутку. Но мне, если честно, не до смеха.

– Это еще не все, – говорю я, засовывая руки в карманы куртки, наблюдая, как сыплются искры на коврик перед камином, жду, что он вот-вот загорится от одной из них, и огонь перекинется на занавески, и тогда этот домик в считаные секунды сгорит дотла как спичечный коробок. – Я думаю, что был еще другой парень, который умер.

Челюсть мистера Перкинса приоткрывается, но он не произносит ни слова.

– Я нашла его карманные часы, – продолжаю я, вытаскивая из кармана часы на оборванной цепочке. Серебряная луковица раскачивается в воздухе перед мистером Перкинсом. Он прищуривается, но не делает попытки протянуть к часам руку. – Возможно, он зашел в лес, – продолжаю я. – Или оба парня зашли, но вернулся только один из них.

Возможно, Оливер и Макс действительно вместе вошли в лес той ночью, и там случилось нечто такое, что хотелось бы забыть Оливеру.

– Или… – вновь начинаю я, – один из них повинен в смерти второго.

У меня дрожат пальцы, и я боюсь, что могу выронить часы, а потому кладу их назад в карман. Голова у меня трещит, в глазах темнеет, все видится как в тумане. Мне сложно сейчас отделить, что я знаю наверняка, от того, чего не знаю вовсе.

– Ты в лесу эти часы нашла? – спрашивает мистер Перкинс. Могу сказать, что он все сильнее начинает проявлять беспокойство. Углубились складки на его скулах, сбежались морщинки вокруг утомленных, усталых глаз.

– Я нашла парня, – уточняю я. – А часы были спрятаны у него в кармане.

– И ты думаешь, что он что-то сделал тому парню, который умер?

Я поджимаю губы, мне не хочется отвечать на этот вопрос.

Мистер Перкинс наклоняется вперед, дрожат его сложенные на коленях, узловатые от артрита руки.

– Много старателей умерло в этих горах за долгие годы, – говорит он, не мигая глядя на бушующее в камине пламя. – Однажды срубленное дерево упало на палатку, в которой спал золотоискатель, и раздавило его. Несколько раз старатели проваливались на реке сквозь лед и тонули. Другие заблудились в лесу, замерзли, и их тела обнаружили только весной, когда стаял снег. Но чаще всего люди убивали друг друга из-за участка или при попытке украсть добытое золото. Здешние леса опасны, конечно, – кивает он мне, зная, что я отлично его пойму, – но люди все же опаснее.

И я его понимаю. Людских сердец действительно стоит бояться больше, чем деревьев.

Мистер Перкинс откидывается в своем кресле назад, его глаза затуманиваются, как у человека, ушедшего с головой в свои мечты или воспоминания.

– Поговаривают, что некоторые из них до сих пор слоняются вблизи озера или по лесу. Потерянные, не понимающие, что они уже мертвы.

Внезапно я чувствую озноб, несмотря на стекающие у меня по вискам капли пота. Вспоминаю парней возле костра, то, как они говорили о голосах, которые слышатся им то в хижине, то среди деревьев. Но это не голоса мертвых старателей, нет. Это что-то еще. Кто-то еще.

Макс.

– Те первые поселенцы были суеверными, – добавляет мистер Перкинс, ходя вокруг да около, но не решаясь приступить к главному. – Приносили жертвы деревьям, горам, – он постукивает пальцем по подлокотнику своего кресла, и лицо у него становится очень серьезным. – Они думали таким образом умаслить тьму, что обитает в густом лесу. Для этого старатели бросали в озеро самые ценные свои вещи, давая воде поглотить их. Верили, что озеро – это центр всего, бьющееся живое сердце дикой природы.

– И как, помогало это? – спрашиваю я, чувствуя себя маленькой девочкой, которая просит рассказать ей на ночь сказку. – Умаслили они лес?