Зимняя Чаща

Я бросаюсь следом, не давая волку скрыться из вида. Возможно, ему известно, где Нора. Спешу по волчьим следам, увязая в снегу, пока Фин не останавливается, пробежав мимо нескольких летних домиков. Здесь он замирает, низко опустив хвост и навострив уши.

Из дома доносится музыка, в окнах первого этажа я вижу парней из лагеря. Они вломились в чужой дом и устроили вечеринку.

Фин снова воет, поводя в воздухе чутким носом, а я притрагиваюсь ладонью к его голове – не могу понять, зачем он прибежал сюда. Затем вслед за волком поднимаю взгляд к верхнему этажу.

Там в окне кто-то есть.

Девушка. Ее лицо едва просматривается сквозь темное стекло.

Это она.

С ней что-то не так, я замечаю страх в ее глазах. К входной двери я решаю не идти, не хочу, чтобы меня видели другие. Поэтому оставляю волка, забираюсь на окно первого этажа и дотягиваюсь оттуда до выступающего над домом ската крыши. Затем, обхватив руками водосточную трубу, закидываю ногу на край крыши. Такой фокус я не раз проделывал, когда забирался на крышу дома моего соседа, Нейта Линча, чтобы вместе с ним выпить пивка, которое он крал из отцовского гаража. Мне кажется, что все это было сто лет назад, в какой-то совершенно иной жизни, бесконечно далекой от этих гор. Впрочем, залезать таким образом на крышу можно одинаково что здесь, что там. Ну, если не считать снега, разумеется.

Низко пригибаясь от ветра, я добираюсь до окна на втором этаже и, свесившись вниз, стучу пальцем по стеклу.

Нора поднимает голову и смотрит на меня. Нервно почесывает голову, настороженно темнеют ее глаза в полумраке комнаты.

– Нора, – говорю я в окно и показываю, чтобы она открыла его. Но вместо этого она отступает на шаг в глубь комнаты. Возможно, я не должен осуждать ее за это. Возможно, я и в самом деле злодей. Моя нога поскальзывается на снегу, но я восстанавливаю равновесие, не давая себе скатиться к краю крыши.

– Пожалуйста, – говорю я, хотя и не уверен, что она может слышать меня.

Нора закрывает глаза, словно не веря, что видит меня наяву. Словно я могу исчезнуть, стоит лишь ей сильно этого пожелать. Но вновь открыв глаза, она видит, что я все еще здесь. Теперь Нора быстро подходит к окну, отпирает и открывает его.

Я упираюсь ладонями в края оконной рамы и ныряю в комнату, принося с собой холодный воздух и снег.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, опасаясь подходить к Норе ближе, чтобы не испугать ее.

– Что ты делаешь? – спрашивает она, поджимая губы. – И как ты узнал, что я здесь?

– За Фином бежал.

Нора оглядывается на запертую дверь.

– Что случилось? – спрашиваю я. – И почему ты здесь?

Она вновь пятится прочь от меня.

– Они меня заперли, – мрачно говорит Нора и начинает растирать ладонями предплечья, отчего сразу кажется мне маленькой и замкнутой. Ненавижу, что она меня боится. Ненавижу, с каким выражением она смотрит на меня. Ненавижу, когда при каждом моем движении она вздрагивает и старается еще дальше отодвинуться.

– Кто? – спрашиваю я.

– Ретт и остальные.

У меня в груди закипает гнев, от которого все краснеет перед глазами. Я знал, знал, что не могу доверять им.

Я бросаю взгляд в сторону запертой двери и невольно думаю, что, быть может, напрасно я сюда пришел, если вижу такой страх и такое недоверие в глазах Норы. Но бросить ее я тоже не могу. Оставить в этой клетке ожидать решения своей судьбы.

– Я думаю, они где-то прячут тело Макса, – осторожно говорит она, словно заранее сожалея о своих словах, едва они успевают слететь с ее языка.

«Тело Макса? – думаю я. – Спрятано? Нет, что-то здесь не то».

Слова Норы не срастаются с тем, что я помню, поэтому я отбрасываю их. Сглатываю слюну и протягиваю Норе свою руку, но она не принимает ее.

– Нам нужно выбираться отсюда, – говорю я.

Пальцы Норы выпускают рукава куртки, но вместо того чтобы протянуться к моей руке, сжимаются в кулаки.

– Я никуда с тобой не пойду, – повышая голос, отвечает Нора.

За дверью раздаются шаги. Возможно, кто-то ищет ванную. Затем шаги затихают, удаляясь по коридору.

– Я нашла часы, – выпаливает Нора, понизив на этот раз голос. – Часы Макса.

В тусклом полумраке комнаты я вижу, как меняются черты ее лица: делаются впалыми округлые щеки, собираются морщинки в углах глаз, словно она пристально всматривается куда-то вдаль и не может сфокусировать взгляд.

– В кармане твоей куртки, – добавляет она. – В твоем кармане были часы умершего парня.

Я низко опускаю подбородок, затем вновь поднимаю голову и смотрю на Нору. Я знал, что этот момент настанет, что она спросит про часы. Холодок пробегает у меня по спине, скатывается к кончикам пальцев, стекает в ступни.

– Я знаю, – говорю я.

– Это ты убил его? – задает Нора вопрос, на который ей очень хочется знать ответ. Что ж, я не виню Нору за это, нет, хотя ее слова впиваются в меня осколками стекла. Они разрывают меня на части.

– Нет, – отвечаю я, но голос мой звучит сдавленно, словно я выталкиваю из себя слова. Словно это ложь во спасение, маленькая такая ложь, о которой почти сразу и забыть можно. Почти не ложь, можно сказать.