Это означало бы, что они не виноваты в его смерти.
Макс мог бы тогда покинуть свое укрытие, а потом все они – включая Оливера – просто свели бы все к шуткам-прибауткам. «А помнишь, как мы думали тогда, что ты умер? А ты живой, чувак!» – и хлоп ладонью по спине, и приложиться по очереди к бутылке, и все хорошо, все забыто. Никто не сядет в тюрьму за убийство. Никому не придется прикидываться, будто им ничего не известно. Просто исчез парень со своей койки в лагере, и все. И никому из них не придется лгать до конца своей жизни, зная о том, что парень умер в ту ночь, когда они покидали лагерь.
Но я ошиблась. Не находила я Оливера живым.
И все, что случилось той ночью, нельзя было ни отменить, ни забыть. Парень по-прежнему мертв. И только я одна могу видеть его. Ведь только Уокер может видеть мертвых, видеть призраков среди самых темных теней. Наши глаза по-другому устроены, они способны видеть то, чего не видит больше никто.
– Мне очень жаль, – говорит Оливер таким тоном, будто это его вина. Будто ему жаль, что он мертв, и жаль, что он позволил мне поверить в обратное. Сожалеет о том, что теперь я тоскую по нему, сожалеет о том, что целовал меня в моей комнате и спал в моей постели, что дышал, как настоящий живой парень, и дал мне повод думать, что всегда останется таким.
«Темные дела творятся», – думаю я.
Пропавший парень нашелся в лесу. Мертвый парень.
Я опускаю руку, в которой держу книгу заклинаний, и смотрю на то, как с неба дождем сыплются частички пепла. Делаю вдох, и воздух, словно бритвой, режет мои легкие. Пожар слишком близко, подбирается к самому берегу. Он уже так близко. Но сердце мое молчит, и это ранит меня сильнее всего.
– Все это не имеет значения, – говорю я. Все равно уже слишком поздно. Оливер разбил мое сердце, а лес жарко пылает вокруг меня, и не осталось времени, чтобы сбежать отсюда.
Оливер протягивает руку, пытается прикоснуться ко мне, провести своим пальцем вниз по моей щеке, но я отшатываюсь. Оливер мертв, и даже если в этом нет его вины, он все равно мертв, мертв, мертв. И ничем, никак этого не исправить. Нет в книге Уокеров ни одного заклинания, которое могло бы вернуть Оливера назад, к жизни, которое могло бы сделать так, чтобы снова наполнить настоящим воздухом его мертвые легкие.
Того, что сделано, изменить нельзя.
Смотрю вдоль берега и вижу, что деревья, отделяющие нас от дороги, уже охвачены огнем. Пламя лижет их кроны, выбрасывая в небо вихри раскаленного воздуха и пепла. Перекрыта теперь даже тропинка, ведущая к моему дому. Выхода больше нет. Мы слишком долго тянули время, слишком долго ждали. Нет, это я ждала слишком долго.
На берегу начал таять снег, и из-под него уже выступает наружу почерневшая от сажи галька и смешанный с пеплом песок.
– Нора, – говорит Оливер, но я не хочу смотреть на него, потому что все плохо. Очень плохо. Потому что все пылает. Потому что огонь слишком близко, он уже окружает меня. А Оливер мертв. У меня по щекам текут слезы.
– Я никогда не хотел причинить тебе боль, – говорит он и протягивает свою мертвую ладонь, чтобы стереть мои слезы. Парень, которого я могу видеть, к которому я могу притронуться, но этого не может сделать никто другой, кроме меня.
– Мне так жаль, – говорит Оливер. – Я так хотел бы все исправить.
– Но ты этого не можешь, – срываются с моих горьких от дыма губ горькие слова. Оливер так близко, что мог бы поцеловать меня. Стереть прикосновением своих губ память обо всем. Но я не хочу, чтобы он это сделал. Плоть и кости. Я не хочу чувствовать тепло его кожи, зная, что это лишь иллюзия, которая не будет длиться вечно.
Оливер никогда не был моим, чтобы я могла оставить его себе.
Я уклоняюсь от его прикосновения. Мое сердце сжимается в груди, легкие горят, как в огне, и вокруг меня тоже бушует пламя. Огонь подобрался так близко, что его жар становится невыносимым. Он опаляет мою кожу, осыпает мне волосы волнами пепла. Я не могу оставаться здесь. Я этого не переживу.
– Куда ты? – кричит мне Оливер.
– Прочь отсюда, – отвечаю я.
Он пытается схватить меня за руку, но я отскакиваю в сторону и выхожу на лед. Теперь это единственное место, где можно не сгореть заживо.
На озере.
– Нет, Нора, нет, – окликает меня Оливер каким-то дребезжащим, срывающимся голосом. – Это слишком опасно.
– Опасно? Только для меня, – жестко отвечаю я. Да, я единственная из нас двоих, кто еще может умереть, единственная, кому еще есть что терять. Понимаю, что времени уже не осталось. Все пути, по которым можно сбежать от огня, отрезаны. Если я останусь на берегу, то либо задохнусь от дыма, либо сгорю в пламени пожара.
Быстро, прежде чем Оливер может схватить и оттащить меня назад, выбегаю сквозь густую завесу дыма на лед. Один раз поскальзываюсь и падаю на колени, но тут же вскакиваю и продолжаю идти. Лед сейчас стал тоньше, чем в прошлый раз, когда я провалилась под него, и обжигающе холодная вода иглами впилась мне в кожу.