Зимняя корона

Слуга провел Алиенору в приготовленные для нее покои. Жаровни уже горели, но они еще не изгнали холода из каменных стен и полов, а по лестничным пролетам башни гуляли сквозняки. Кровать и багаж королевы привезли днем ранее, но пока не расставили все по местам, и хотя комната стала пригодной для жизни, ни уюта, ни комфорта в ней не чувствовалось. Алиенора поплотнее запахнула мантию и подошла к окну. По серому небу наперегонки с чайками неслись угольно-черные тучи. Генриха она заметила издалека – его ни с кем не спутать: короткая мантия и стремительная походка делали его узнаваемым на любом расстоянии. Ему на пути встретилась женщина в накидке цвета вероники и белом вимпле, и он остановился, чтобы сказать ей что-то. Зрение у Алиеноры было уже не то, что в молодости, и все-таки она различила, как Генрих прикоснулся к лицу своей собеседницы. Та, оглянувшись через плечо на башню замка, продолжила путь. Чуть поодаль ее ждал паланкин, она забралась внутрь, и ее унесли за ворота. Алиенора нахмурилась и отвернулась от окна, чтобы велеть прислуге закрыть ставни и зажечь больше свечей.

Через пару минут в покои ворвался Генрих. Все опустились перед ним на колени. Движением руки он приказал подданным подняться и без предисловий обратился к Алиеноре:

– Рад, что ты наконец приехала. Последние два дня мы то и дело высматривали тебя на дороге. – Он приблизился к ней, прижался к щеке губами в ритуальном поцелуе и тут же отошел.

– Мы ехали так быстро, как только могли. – (Почему же он, поджидая ее, не удалил из замка любовницу? Если Генрих действительно обрадовался приезду супруги, то причина тому – политика, а не личная приязнь.) – Но загонять лошадей не хотели.

Появились слуги с пирожками и кувшином сдобренного специями вина. Алиенора приняла кубок и встала с ним перед жаровней, чтобы согреться. В Пуатье она привыкла к солнечному свету и более теплому климату. В Нормандии этим февральским утром от холода у нее ныли кости.

– Когда ты отплываешь?

– В начале следующей недели, если ветер позволит. Гарри я оставлю на твоем попечении, и его жену тоже. – При виде короба с книгами у Генриха вспыхнули глаза, и он наклонился рассмотреть названия.

– Она здесь? – Алиенора старалась не выдать голосом свое раздражение.

– Еще нет, но скоро прибудет. Я хочу, чтобы вы, женщины, позаботились о ней, пока они с Гарри привыкают друг к другу.

– Ты определился с ее коронацией?

Генрих взял в руки книгу и перевернул несколько страниц.

– Думаю, что короную Гарри без Маргариты. Ей всего тринадцать лет. Будет правильнее сделать ее королевой, когда она повзрослеет и сможет принять на себя все обязанности.

– Людовика такое решение не обрадует.

Генрих нетерпеливо фыркнул:

– Разберусь я с Людовиком, тем более что пока ему не нужно ничего знать. Хотя нет, разумнее оставить себе свободу выбора и подготовить все к двойной коронации, а там посмотрим. – Он махнул рукой. – Пусть сошьют девчонке пару-тройку новых платьев. Королевой она все равно станет, раньше или позже.

Алиенора удовлетворенно кивнула. Такое решение устраивало ее как нельзя лучше, потому что она оставалась единственной королевой Англии и могла оказывать большее влияние на невестку.

– Как я понимаю, не Томас Бекет будет проводить церемонию?

Генрих посмотрел на нее так, будто она дала ему выпить уксуса.

– Я в нем не нуждаюсь! У меня есть папское разрешение на то, чтобы Гарри был коронован любым епископом по моему выбору.

– Ходят слухи, что Бекет отлучает от Церкви епископов, которых привлекают к участию в церемонии, и намеревается наложить на Англию интердикт.

– Ха! Мало ли что он там себе намеревается. – Генрих захлопнул книгу и, подхватив свой кубок с вином, тоже встал у жаровни. – Кстати, именно здесь мне потребуются твои дипломатические таланты.

– Вот как? – Алиенора кисло улыбнулась. – Это что-то новенькое. Ты всегда придерживался мнения, будто я надоедливая женщина, которая вечно сует нос не в свои дела, хотя ее удел – шитье да светские беседы с послами и епископами.

Сначала Генрих нахмурился, но потом невольно рассмеялся:

– Ну, если быть до конца честным, то да, так я и думаю.

– Что же изменилось? – Она пристально взглянула на него.

От зимней непогоды кожа на его щеках обветрилась, глаза покраснели от дыма походных костров и от долгой работы при тусклом свете свечи. В нем не осталось почти ничего от того гибкого, свежего юноши, за которого она выходила замуж. Но надо признать, что и она тоже стареет и теряет былой оптимизм.

– Твой долг – поддерживать меня и наших наследников.

Алиенора пила вино и смотрела на раскаленные угли в очаге. Будь жива его мать, Генрих управлял бы Нормандией с ее помощью. Супругу он призвал из Пуатье лишь потому, что ему больше ничего не оставалось. А насчет ее долга перед ним и детьми Генрих, конечно, прав, только вот все решения мужа направлены на достижение его собственных целей. Сама она выбрала бы иные пути.

– Чего тебе надо от меня?