Зимняя луна (Ад в наследство)

– Ты думаешь, в этом мои проблемы?

– В этом и в том, что ты не можешь встать.

Джек рассмеялся.

– Как дела в отделе, капитан?

– Забавы не прекращаются. Два парня завернули в ювелирный на Вествуд-бульваре этим утром, прямо после открытия. Глушители на оружии – застрелили владельца и двоих служащих, убили их искусней, чем старый Король Тут, прежде чем кто-либо смог включить тревогу. Никто снаружи ничего не слышал. Чемоданы полны драгоценностями. Открыли огромный сейф в задней комнате, полный жутко дорогих вещей, на миллион. Там все выглядит как после танца кекуок. Затем оба парня принялись выяснять, что брать сначала и есть ли у них время взять все. Один из них что-то сказал относительно матушки другого, ну а дальше ты знаешь, они застрелили друг друга.

– Боже!

– Ну, прошло немного времени, и туда зашел покупатель. Четыре мертвеца плюс полуживой подонок, растянувшийся на полу, раненый так скверно, что даже не смог уползти оттуда и попытаться смыться. Покупатель остался там, в шоке от крови, которая забрызгала все вокруг. Он был просто парализован видом всего этого. Раненый ублюдок ждал, что покупатель сделает что-нибудь, но когда парень просто застыл разинув рот, то грабитель заявил:

– Ради любви к Господу, вызовите «скорую помощь»!

– «Ради любви к Господу»? – повторил Джек.

– «Ради любви к Господу». Когда показались фельдшеры, первое, что он попросил, это Библию.

Джек недоверчиво покрутил головой из стороны в сторону на подушке.

– Приятно слышать, что не все эти подонки безбожники, а?

– Это греет мне душу, – сказал Кроуфорд.

Джек был единственный больной в палате. Его совсем недавний сосед, пятидесятилетний специалист по планированию фермерского хозяйства, пролежав три дня, умер вчера от осложнений после обычной операции на желчном пузыре.

Кроуфорд сел на край свободной постели.

– У меня есть хорошие новости для тебя.

– Я этим воспользуюсь.

– Департамент Внутренних дел наконец составил окончательный рапорт о перестрелке, и ты оправдан во всех действиях. Что еще лучше, и шеф, и комиссия собираются принять их как решающие.

– Почему же я не хочу плясать?

– Мы оба знаем, что весь запрос о специальном расследовании был дерьмом. Но мы также оба знаем… что раз уж они открыли эту дверь, то не всегда закрывают ее, не хлопая по пальцам некоторых невинных парней. Поэтому мы возносим наши благословения.

– Они оправдали и Лютера?

– Да, конечно.

– Хорошо.

Кроуфорд сказал:

– Я поставил твое имя в список на благодарности – Лютера тоже, посмертно. Обе кандидатуры, кажется, собираются одобрить.

– Спасибо, капитан.

– Вы заслужили.

– Я не собираюсь проклинать кретинов из комиссии, а шеф может тоже идти в ад пешком, вот и все. Но что значит для меня, так то, что именно вы вписали наши имена.

Опустив взгляд на коричневую кепку, которую он крутил и мял в своих смуглых руках, Кроуфорд сказал:

– Я ценю это.

Они оба немного помолчали.

Джек вспомнил Лютера. Он представил, что и Кроуфорд тоже.

Наконец Кроуфорд поглядел выше кепки и произнес:

– Теперь плохие новости.

– Всегда какие-то есть.

– Не очень плохие, просто раздражающие. Ты слышал о фильме Энсона Оливера?

– Котором? Их три.

– Значит, не слышал. Его родители и его беременная невеста подписали контракт с Уорнер Бразерс.

– Контракт?

– О продаже прав на биографию Энсона Оливера за миллион долларов.

Джек потерял дар речи.

Кроуфорд сказал:

– Судя по их словам, они заключили контракт по двум причинам. Во-первых, хотят обеспечить нерожденного сына Оливера, чтобы будущее ребенка было надежным.

– Что насчет будущего для моего ребенка? – спросил Джек зло.

Кроуфорд поднял голову.

– Ты и вправду расстроен?

– Да!

– Черт, Джек, с каких это пор наши дети волнуют подобных людей?

– С никаких.

– Точно. Ты, и я, и наши дети, мы здесь для того, чтобы аплодировать им, когда они сделают что-нибудь артистическое или высокоинтеллектуальное, – и убирать за ними, когда они нагадят.

– Это несправедливо, – сказал Джек. Он рассмеялся над собственными словами – как будто какой-либо опытный полицейский действительно мог вообразить, что жизнь справедлива, добродетель вознаграждается, а грубость карается. – А, черт!

– Ты не можешь ненавидеть их за это. Они просто такие, просто так думают и никогда не изменятся. Можешь с таким же успехом ненавидеть молнию, ненавидеть лед за холод, ненавидеть огонь за жар.

Джек вздохнул, все еще злой, но уже по инерции.

– Ты сообщил, что у них было две причины для подписания контракта. Какая вторая?

– Сделать фильм, который станет «памятником гению Энсона Оливера», – сказал Кроуфорд. – Так выразился его отец. «Памятник гению Энсона Оливера».

– Ради любви к Господу.

Кроуфорд тихо рассмеялся.

– Да, ради любви к Господу. А невеста, мать его будущего наследника, промолвила, что этот фильм должен дать противоречивой карьере Энсона Оливера и его смерти историческую перспективу.

– Какую историческую перспективу? Он снимал фильмы, он не был лидером западного мира – просто снимал фильмы!

Кроуфорд пожал плечами: