Зимняя роза

Сердито сопя, Шеклтон взбежал по ступеням крыльца. Дома он задернул шторы, но Шейми видел, как пару раз они колыхнулись. Шеклтон не удалил его силой. Капитан избрал другую тактику. На следующий день Шеклтон несколько раз куда-то уходил и снова возвращался, подчеркнуто не замечая Шейми.

И тем не менее Шейми не сдавался. Его вахта перед домом Шеклтона началась в ночь со вторника на среду. Сейчас уже был четверг. Часы показывали десятый час утра. Шейми прикидывал, чем это может закончиться. Скорее всего, обмороком, но он не знал, случится это от жажды, голода или двух бессонных ночей. И как поступит в этом случае Шеклтон? Перешагнет через него? Пихнет в канаву?

Эти вопросы крутились в усталой голове Шейми, когда дверь дома Шеклтона вдруг распахнулась и оттуда вышел хозяин с белой полотняной салфеткой в руке. Следом прилетели соблазнительные запахи бекона и жареных ломтиков хлеба. Желудок Шейми громко заурчал.

– Ну ты и трюкач, парень, – сказал Шеклтон. – Простоять возле моего дома тридцать часов кряду.

– Тридцать три часа и десять минут, сэр.

– Я так понимаю, ты думаешь, это произведет на меня впечатление.

– Зная ваши мысли, сэр, я не дерзну так думать. Я вовсе не собирался произвести на вас впечатление. Я лишь хотел продемонстрировать вам приверженность моей мечте.

– Приверженность, говоришь? Когда днем температура не поднимается выше пятидесяти восьми, а ночью падает до сорока двух?

– Вы не упомянули дождь, сэр. Он начался вскоре после полуночи и шел до половины шестого утра.

– В самом деле? – задумчиво почесал подбородок Шеклтон.

– Да, сэр.

– Вопрос в том, сможешь ли ты продержаться так сорок восемь часов? А семьдесят два? Неделю? Месяц? И когда погода совсем не лондонская. Там днем выше десяти не бывает, а по ночам температура падает до минус сорока. Способен ли ты действовать во время свирепой пурги, когда окоченевшие руки не гнутся, а пальцы ног чернеют? Не пропадет ли тогда твоя приверженность? Хорошенько подумай, прежде чем ответить. Мужчины гораздо крепче тебя пытались это выдержать и погибли.

– Я не боюсь умереть, сэр. Я боюсь прожить никчемную жизнь.

Шеклтон выковыривал из зубов застрявший кусочек пищи.

– Хвастливые мальчишечьи слова, – наконец изрек капитан.

– Мне семнадцать, сэр. На год больше, чем было вам, когда вы огибали мыс Горн на «Хотон тауэре».

– Идем в дом, – немного помолчав, сказал Шеклтон. – Моя повариха приготовила яичницу с беконом. – Он поднял палец. – Я тебе ничего не обещаю. Просто хочу немного покормить, а затем отправить домой к маме.

– Моя мама давно умерла, сэр. Вы можете пытаться отправить меня домой, но я не пойду. Мой дом – это море, дикие, неизведанные воды Антарктики. Я буду и дальше стоять здесь на ветру и дожде, пока…

– Довольно! – выпучил глаза Шеклтон. – Ты мне еще начни рассказывать о белых китах. Наша экспедиция не похожа на этого чертового «Моби Дика» и прочую романтическую чепуху из россказней морских волков. Это научная экспедиция. Ты что-нибудь умеешь делать? И вообще, ты когда-нибудь ступал на борт судна?

– Я поставил рекорд, быстрее всех пройдя на парусной яхте от Ярмута до Ки-Ларго. Один.

– На парусной яхте, говоришь? Под бушпритом?

– Нет, сэр.

– Треугольный топсель?

– Да, сэр. С генуэзским стакселем.

– Ты что же, проделал путь из Новой Шотландии почти до Ньюфаундленда? Зачем?

– Хотел бросить себе вызов, сэр.

– Похоже, что бросил. Напомни-ка мне свое имя.

– Шеймус Финнеган, сэр.

– Ирландец, значит? – улыбнулся Шеклтон. – Я сам родился в Ирландии. Что ж, Шеймус Финнеган, идем в дом. Угощу тебя чаем. Я тебе по-прежнему ничего не обещаю, но мне будет интересно послушать про ту яхту. Говоришь, генуэзский стаксель?

От многочасового стояния у Шейми затекли ноги. Он споткнулся на первой же ступеньке, но быстро выпрямился и последовал за Шеклтоном внутрь. Пять минут назад ему хотелось рухнуть замертво. Сейчас он чувствовал, что готов взлететь. Ему хотелось громко кричать и танцевать джигу. Однако он не позволил себе ни того ни другого. Он останется серьезным и собранным. Ему выпал шанс, совсем маленький, но это было все, в чем он нуждался. Он пробил трещину в категоричности Шеклтона. Щелочку, в которой виднелась Антарктика. Щелочку в свою мечту. 

Глава 56

Индия проснулась там же, где уснула, – на руке Сида. Когда она шевельнулась, он улыбнулся и поцеловал ее в макушку.

– Между прочим, ты во сне храпишь, – сказал Сид.

– Неправда.

– Правда. Храпишь, как старуха.

– Чепуха.

В окно хлестал дождь. Индия выглянула на улицу. Когда они повалились в кровать, спускались сумерки. Теперь за окном было черным-черно. Спальню освещал мягкий, неяркий свет масляной лампы, стоявшей на бюро.

– Который час? – спросила Индия.

– Недавно за полночь перевалило. Я слышал церковный колокол.

Посмотрев на Сида, она увидела круги у него под глазами. Сами глаза были усталыми.

– Почему ты до сих пор бодрствуешь? – спросила она. – Не можешь заснуть?

– Не хочу, – улыбнулся Сид. – Когда я с тобой, мне не нужен сон.

– Но ты вообще не спишь, – сказала Индия, приподнимаясь на локте.

– Сплю.