Зимний дождь

В апреле, когда полая вода раскачивала серые берега, я увидел на самом краешке обрыва маленькую елочку. Шершавые языки волн вылизывали из-под нее раскисленную почву, корни ее беспомощно, как руки утопающего, болтались в воде. Еще бы несколько минут — и река обрушила уступ, за который держалась елка.

Я решил спасти ее. Осторожно выкопал белолапку и посадил в станице возле избы-читальни, между двух молоденьких верб. Я знал, что ель не переносит солнечных лучей, а тут в тени ей будет вольготно.

Елка быстро пошла в рост, соперничая с соседками. Года через три я срубил вербы, чтобы не мешали ей тянуться ввысь.

Елка буйно распустилась, но как-то отяжелела, потеряла высоту. Потом уж я понял, что зря лишил ее соперниц. Высота берется в споре.

ДЕНЬ ПЕРВОГО СНЕГА

Декабрьской ночью выпал снег. Он лег уверенно и глубоко, и земля притихла в ожидании какого-то чуда.

С рассветом на улицах, как обычно, появились люди, но шли они медленнее — мешал снег. Раньше времени высыпали из квартир дети. Они бегали, играли в снежки, часто падая от непривычки к зимней обуви. Весь день отовсюду слышался гвалт, а в комнате, где живет старый балетмейстер с горластой радиолой, было непривычно тихо.

Поздно вечером я вышел во двор. Двор как двор. Вот только не видел я раньше, что деревца так высоко поднялись. И еще заметил, что окна в нашем доме разноцветные — белые, голубые, желтые. Снег как снег… Со следами, глубокими и мелкими, с крестиками птичьих лапок, обрывками каких-то слов, начертанных озябшими пальцами.

За углом пожилой сосед катал на детских санках жену. Она смеялась и нарочно вываливалась в снег.

Чуда в день первого снега не случилось.

ПРОБУЖДЕНИЕ СТАНИЦЫ

Во дворе темно. Февральский ветер гремит на крыше железом и задувает под закрытые ставни снег. Слышу, как в соседней комнате проснулся отец, ищет спички. Ему пора на работу — включать радиоузел. Думаю, как неохота ему, наверное, идти в пургу.

Хлопнула дверь, ушел отец. Минут через пятнадцать на станичную площадь упали позывные Москвы. Заговорило радио. И тотчас же в одном, другом, третьем домах зажглись огни.

Я слушаю, как ветер гремит железом, и завидую отцу.

РУЧЕЙ НА АСФАЛЬТЕ

За городом, на пустыре, почернел и пригнулся, прячась от солнца, сугроб. Из-под него выбился тонкий ручеек и, дрожа, извиваясь, стал искать, куда можно убежать от сугроба. Совсем рядом проходила гладкая асфальтированная дорога, ручеек кинулся к ней, перепрыгнул низкий барьерчик и, разлившись, весело и свободно зажурчал. «Фить-фить, буль-буль-буль», — пел он свою нехитрую песенку.

С каждым днем солнце грело жарче, и чем больше мрачнел сугроб, тем заливистее становился ручей…

Смолк ручей неожиданно. Ночью прихватил заморозок, и на асфальте, там, где бежали струйные воды, осталась только хрусткая ледяная корка. На рассвете пошли по дороге машины, и от ручья не осталось следа.

Так и кончилась короткая жизнь. И песню ручей не успел допеть — перехватил заморозок тонкое горлышко — и ничто не напоил собой, ни одного даже маленького зернышка…

ЭХО ДАЛЬНЕЕ И БЛИЗКОЕ

О многом вспомнишь, многое передумаешь, когда окажешься в одиночестве на осенней реке, над непривычной прозрачностью воды. Ты будешь сидеть на песчаном острове, глядя на голубеющие талы на другом берегу, и они, туманясь, уведут тебя в неспешность чувств, в неторопливость мысли. Простор и тишь охватят мир и тебя самого. Но вдруг издалека, с чужого берега, в тишину твою ворвется смутный отзвук-эхо, то ли зов человека, то ли стон срубленного дерева. Неясная тревога колыхнется в тебе, и ты потянешься на голос, вслушиваясь, не повторится ли он. Потом еще долго, весь день, будешь вспоминать неразгаданное эхо и думать о том, что возможно, голос тот был обращен и к тебе.

Вечером, засыпая в жарко натопленной горнице, ты опять вернешься на свою реку и, быть может, припомнишь другое эхо. Подступит близко давний июльский вечер, и ты увидишь оранжевое солнце заката, первую несмелую звездочку в еще светлом небе, затихающую реку, услышишь за недалекой излучиной всплески воды и негромкий голос девочки-подростка. Невидимая, она будет купаться в вечерней реке — ласково и хорошо будет ей, и радость ее не сможет уместиться в песне.

— Эге-гей! — крикнет девочка звонко неизвестно кому, и в ответ услышит свой голос.

— Эй, звезда!

— Ре-е-ка!

Девочка станет окликать недосягаемо высокое, нескончаемое, но близкое эхо будет отзываться ее же голосом. Да и вряд ли ей нужен чей-либо ответ — она просто слушает себя, радуясь звучности мира, ощущая в нем себя.

И ты поймешь девочку и не осудишь ее строго, потому что точно такое было когда-то с тобою…

Но теперь ты все чаще прислушиваешься к эху дальнему.

ВЕСНОЙ И ОСЕНЬЮ

Весной в цвету высоко и гордо стояли яблони, зелеными макушками перечеркивая небо. Низко и тяжело легли ветви осенью, когда налились плоды. Деревья стоят тихо, клоня голову, чтобы до срока не обронить ни одного яблока…

СОВЕТ ПУТЕШЕСТВУЮЩЕМУ ПО ЗЕМЛЕ