Зимний сад

Вера каждый день поднимается в четыре утра, влезает в валенки и шерстяное пальто и кутается в шарф, натягивая его почти к самым глазам. Она встает в любую очередь, которая попадется, но даже сохранить место в очереди не так уж и просто, не говоря о том, чтобы отыскать ту, где получишь хоть немного еды. Те, кто сильнее, выталкивают из очереди слабых. Нужно всегда быть начеку. Та милая девушка на углу может в одну секунду ограбить тебя, как и тот старичок у крыльца.

После работы Вера возвращается в их промозглую квартиру, и в шесть часов семья садится ужинать. Ужином, впрочем, это не назовешь. Клубень картошки, если повезет, и немного водянистой гречневой каши – больше воды, чем крупы. Дети без конца жалуются и просят есть, а мать надсадно кашляет в уголке…

В октябре выпадает первый снег. Когда-то это была радостная пора: люди семьями спешили в парки, дети строили снежные крепости и барахтались в сугробах. Но во время войны все иначе. Теперь, глядя на снежинки, люди видят белые крупицы смерти, засыпающие их разрушенный город. Все оборонительные сооружения – «драконьи зубы», траншеи, противотанковые ежи – застилает прекрасный снежный покров. Город снова обрел красоту, превратился в сказочную страну с арочными мостами, покрытыми льдом каналами и белоснежными парками. Если не замечать разрушенные дома и груды обугленных кирпичей, то даже не скажешь, что в разгаре война… В семь вечера им об этом напоминают. В это время немцы начинают обстрел. Каждый день, как по часам.

После первого снегопада зима уже не отступает. Промерзают водопроводные трубы. Обледенелые трамваи застыли в сугробах. На дорогах больше не встретишь ни танки, ни грузовики, ни даже солдат. Только бедные женщины вроде Веры – кутаясь в платки, они бредут, точно беженцы, по белому городу в поисках еды. Даже собак и кошек в Ленинграде теперь не найти. И почти каждую неделю урезаются нормы по карточкам.

Вера плетется вперед. Она так голодна, что с трудом переставляет ноги, и временами у нее почти не остается желания двигаться. Она пытается забыть, что семь часов простояла в очередях, и заставляет себя думать о раздобытом подсолнечном масле и свертке с дурандой – даже жмых стал редкостью. Красные санки, которые она тащит за собой, то и дело натыкаются на какое-нибудь препятствие: камень, колдобину, вмерзший в сугроб труп.

Трупы стали попадаться ей на пути с прошлой недели: люди садятся на скамейку в парке или крыльцо и просто замерзают до смерти.