Вера подхватывает детей, по одному с обеих сторон. Не вспомнив про чистку зубов, она укладывает их в постель и забирается к ним.
Мать в кухне садится за стол и зажигает папиросу – больше одной в день она позволить себе не может. Табачный дым смешивается с запахом гари, пропитавшим город. В воздухе ощущается едва уловимая сладость – похоже на жженую карамель.
Вера крепче обнимает детей.
– Жила-была девушка, – начинает она, стараясь унять дрожь в голосе, но не может перестать думать о том, что могло сегодня случиться. Она могла потерять их. В ушах до сих пор стоит страшный свист падающих рядом бомб.
– Ее зовут Вера, – сонно бормочет Аня, прижимаясь к ней. – Да ведь?
– Ее зовут Вера, – благодарно подхватывает она, – бедная крестьянка, почти никто. Конечно, ей это пока неизвестно…
– Ты молодец, что рассказываешь им про себя, – говорит мама, когда Вера входит в кухню.
– Больше я ничего не смогла придумать.
Она садится напротив матери за расшатанный стол и закидывает ногу на пустой стул. Хотя окна закрыты, на языке все равно ощущается привкус пепла, а в воздухе стоит все та же сладковатая гарь. Улицу видно только кусочками, в тех местах, где газетная бумага отошла от стекла и повисла; город окрашен уже не в багровый, а в блеклый золотисто-оранжевый цвет с примесью серого.
– Помнишь, какие чудесные сказки мне рассказывал папа?
– Я предпочитаю такое не вспоминать.
– Но…
– Бабушка еще не вернулась с работы, – глядя в сторону, говорит мама.
От этих слов внутри у Веры что-то сжимается. За день случилось столько всего, что она совсем позабыла о бабушке.
– С ней все хорошо, я уверена, – говорит Вера.
– Да, – отстраненно произносит мама.
Но наутро бабушки по-прежнему нет, она пропала вместе с тысячами других ленинградцев. По городу расползается новость – столь же чудовищная, как вчерашняя бомбежка.
Бадаевские склады уничтожены. Город лишился запасов продовольствия.
Ленинград отрезан от снабжения, помощи ждать неоткуда. Сентябрь сменяется октябрем, время белых ночей прошло, впереди лишь темная, холодная зима. Вера все еще работает в библиотеке, но только для приличия – и ради карточек. Никто уже не ходит в библиотеки, театры или музеи, а если и ходят, то только стремясь согреться. Сейчас, когда дни становятся все короче, а за воротник задувает ледяной колючий ветер, всех волнуют лишь поиски еды.