Зимний сад

Она смотрит в его ясные зеленые глаза, в которых видны тревога и страх, и в памяти всплывает день, когда они познакомились. Он прочел ей стихотворение, что-то про розы. А позже, когда они снова встретились в библиотеке, сказал, что ждал, пока она вырастет.

– Не сдавайся, – говорит он.

Она сосредоточенно хмурит лоб, но вникает в его слова лишь тогда, когда он начинает плакать.

– Хорошо, – тоже расплакавшись, шепчет она.

– И помоги выжить детям. Я придумаю, как вас вытащить. Потерпите еще немного. Обещай мне, – он легонько встряхивает ее за плечи, – обещай, что вы продержитесь.

Вера облизывает обветренные губы.

– Продержимся, – отвечает она, стараясь поверить своим же словам.

Он притягивает ее к себе и целует; его губы сладкие, как спелые персики. Когда он отстраняется, никто из них больше не плачет.

– Завтра у тебя день рождения, – говорит она.

– Двадцать шестой.

Она приникает к нему, и он обнимает ее. Пару часов они могут побыть обычной семьей, решившей погулять в парке. Детский смех привлек людей: они смотрят через ограду, как пациенты сумасшедшего дома. В городе давно уже никто не слышал, как смеются дети.

Это лучший день в жизни Веры – как ни странно это звучит. Пока она идет к дому под руку с мужем, события этого дня сияют в ней золотистым свечением, она постарается как можно бережнее сохранить их в памяти. Долгие месяцы ее будет греть этот свет.

Но, войдя в квартиру, Вера сразу же чует неладное.

Здесь темно и ужасно холодно – настолько, что дыхание вылетает облачками пара. Вода в кувшине на столе подернулась ледяной коркой, а на железной печке в сумраке белеет иней. Буржуйка погасла.

Вера слышит мамин кашель и бросается к ее кровати, Саше она кричит, чтобы он растопил печку.

Мама тяжело дышит, с присвистом и каким-то бульканьем. Такой звук бывает, когда перезрелые фрукты продавливают сквозь сито. Лицо у матери точно лежалый снег. Кожа вокруг рта потемнела и отдает синевой.

– Верочка, – шепчет она.

Или Вере послышалось?

– Мама…

– Я ждала Сашу, – еле слышно шелестит мать.

Вера хочет взмолиться, сказать, что Саша не останется надолго, что он скоро уедет и ей нужна мама, но она…

Я…

Я больше не могу говорить.

Я только смотрю на маму и от любви к ней даже перестаю ощущать голод.

– Я люблю тебя, – нежно говорит мама, – не забывай об этом.

– Разве можно забыть?

– Главное, не пытайся.

Мама силится приподняться в постели. Мне невыносимо тяжело на это смотреть, и я сама тянусь к ней, обхватываю руками. Она легкая, тонкая как щепка. Ее голова запрокидывается.