Мередит провела пальцами по гладкой, блестящей поверхности вишнево-красного капота. Никто уже много лет не сидел за рулем этого «кадиллака».
– Твоей умнице не помешает прогулка, – прошептала она.
Только с папой она могла бы поговорить о Джеффе…
Она вздохнула, подошла к верстаку, огляделась и увидела три большие картонные коробки. Перетащила их на кухню и, расставив на полу, открыла ближайший шкафчик. Конечно, еще рановато паковать вещи, но что угодно было лучше, чем торчать одной в пустом доме.
– Я слышала, как вы с Ниной ругались.
Мередит осторожно закрыла шкафчик и обернулась.
Мать стояла в дверях – неизменная белая ночнушка, поверх которой она накинула черное шерстяное одеяло. Свет из прихожей пробивался сквозь тонкий хлопок, очерчивая ее худые ноги.
– Прости, – сказала Мередит.
– Вы с сестрой не близки.
Это было скорее утверждение, чем вопрос, и утверждение справедливое, но Мередит расслышала в голосе матери какую-то резкую нотку – кажется, осуждение. На этот раз мама не смотрела сквозь Мередит или в сторону, она глядела ей прямо в глаза, словно видела ее впервые.
– Нет, мама. Мы не близки. Мы даже толком не видимся.
– Вы еще будете об этом жалеть.
– Ничего страшного, мам. Заварить тебе чай?
– Когда меня не станет, только вы и будете друг у друга.
Мередит встала и подошла к самовару. Последнее, о чем ей сегодня хотелось думать, – это о смерти матери.
– Скоро закипит, – не оборачиваясь, сказала она.
Через некоторое время она услышала, как мать возвращается к себе в комнату. Мередит снова осталась одна.
Нина решила, что не отступится. Наблюдая, как Мередит с видом мученицы шебуршит на кухне, она убедилась в одном: эта игра ведется на время. Всякий раз, когда слышался шелест газеты или бряцанье кастрюль, она понимала, что еще одна частичка жизни матери вот-вот будет запрятана в коробку. Если Мередит будет продолжать в том же духе, то скоро от этой жизни ничего не останется.
Но папа желал для жены другого, и теперь о том же думала и Нина. Сильнее, чем чего-либо в жизни, она хотела узнать историю о крестьянке и принце.
Когда подошло время завтрака, Нина снова появилась на кухне. Сторонясь сестры, от которой веяло ледяным холодом, и даже не глядя на нее, Нина налила чашку сладкого чая, сделала тост и понесла завтрак в спальню матери. Та лежала в кровати, чинно сложив узловатые руки на животе поверх одеяла; по растрепанным седым волосам было понятно, что спала она беспокойно. Через открытую дверь они слышали, как Мередит на кухне пакует вещи.
– Могла бы помочь сестре.
– Могла бы. Если бы считала, что надо тебя увозить. Но я так не считаю. – Нина вручила матери чашку и тост. – Знаешь, что я осознала, пока готовила тебе завтрак?
Мать отпила из изящной фарфоровой чашки с серебристой каемкой.
– Вероятно, ты сейчас мне расскажешь.
– Я понятия не имею, что ты любишь больше – мед, джем или корицу.
– Все годится.
– Проблема в том, что я этого не знаю.
– А. Так вот в чем проблема, – вздохнула мать.
– Ты опять на меня не смотришь.
Ничего не ответив, мать снова отпила чаю.
– Я хочу послушать сказку. Ту, про крестьянку и принца. От начала и до конца. Пожалуйста.
Мать поставила недопитую чашку чая на прикроватную тумбу и поднялась с постели. Пройдя мимо Нины, как будто та была привидением, она покинула комнату, пересекла коридор и закрылась в ванной.
За обедом Нина предприняла новую попытку. На этот раз мать взяла сэндвич и вышла из дома.
Нина последовала за ней в зимний сад и села рядом.
– Я ведь не шучу, мам.
– Да, Нина. Я знаю. Пожалуйста, уходи.
Нина минут десять посидела возле нее, чтобы доказать серьезность намерений, а затем ушла в дом.
Мередит на кухне укладывала в коробку кастрюли и сковородки.
– Мама никогда не сдастся, – сказала она, когда вошла Нина.
– Спасибо за поддержку, – саркастически отозвалась та, доставая из кофра камеру. – Продолжай пихать ее жизнь в коробки. Знаю, как тебе нравится наводить порядок и цеплять этикетки. На тебя даже смотреть смешно. Клянусь богом, Мер, я не понимаю, как дети и Джефф тебя терпят.
Нина вернулась в дом только в седьмом часу. В последних проблесках медного заката цветущие яблони переливались перламутровой белизной и долина обретала неземной вид.
В кухне было пусто, не считая заполненных и аккуратно подписанных картонных коробок, стоявших ровно между кладовой и холодильником.
Выглянув в окно, Нина увидела машину сестры все на том же месте. Наверное, Мередит сидит в какой-то из комнат, окруженная новой порцией коробок.
Нина открыла морозильник и порылась среди бесчисленных рядов пластиковых контейнеров. Суп с фрикадельками, тушеная курица с клецками, вареники, мусака с бараниной и овощами, стейк на кости, томленный в яблочном вине, драники, паприкаш с красным перцем, котлета по-киевски, бефстроганов, штрудели, рулетики с ветчиной и сыром, домашняя лапша и с десяток видов пряного хлеба. В гараже стоял еще один забитый едой морозильник, а в подвале громоздились батареи банок с домашними заготовками из фруктов и овощей.