Прежде чем Мередит успела передумать, Нина кинулась в гостиную. В мини-баре она взяла бутылку текилы, а вернувшись на кухню, положила на стол соль, лайм и нож.
– Может, разбавишь ее?
– Без обид, Мер, но я знаю, как ты пьешь. Если я разбавлю текилу, ты растянешь одну порцию на весь вечер, и в итоге я налижусь, а ты останешься такой же спокойной и сдержанной, как всегда.
Она наполнила две рюмки, разрезала лайм и подтолкнула напиток к сестре.
Мередит сморщила нос.
– Это не героин, Мер. Всего лишь текила. Оторвись хоть разок.
Еще помешкав, Мередит решилась. Она подняла рюмку и залпом выпила. Глядя на ее перекошенное лицо, Нина протянула ломтик лайма:
– Кусай.
Мередит шумно выдохнула и потрясла головой.
– Давай еще.
Нина опрокинула свою рюмку и налила себе и сестре еще по одной, они снова выпили.
Мередит откинулась на спинку стула и провела рукой по идеально уложенным волосам.
– Я ничего не чувствую.
– Скоро почувствуешь. Скажи мне, как ты умудряешься все время… так безупречно выглядеть? Ты весь день возилась с коробками и все равно хоть сейчас готова идти в ресторан. Как это работает?
– Только ты можешь превратить комплимент в оскорбление.
– Это не оскорбление. Честное слово. Просто пытаюсь понять, как у тебя получается… Не знаю. Проехали.
– Я построила вокруг себя стену, – сказала Мередит, потянувшись за текилой.
– Ага. Почти силовое поле. Ничто не коснется твоей прически. – Нина рассмеялась.
Она продолжала смеяться, наблюдая, как сестра опрокидывает в себя третью рюмку, но стоило той проглотить текилу и отвести взгляд, как Нина затихла: что-то странное было то ли в глазах Мередит, то ли в изгибе губ.
– У тебя все хорошо? – спросила она.
Мередит медленно моргнула.
– Кроме того, что мой папа умер, мать сходит с ума, сестра делает вид, что хочет помочь, а муж… сегодня не дома?
Нина знала, что смеяться здесь нечему, но не смогла удержаться.
– Да, кроме этого. Все равно ты классно справляешься. Ты одна из тех чудо-женщин, которые всегда все делают правильно. Именно поэтому папа всегда на тебя полагался.
– Наверное, – сказала Мередит.
– Серьезно. – Нина вздохнула, вспомнив о данном отцу и до сих пор не выполненном обещании. Сколько еще ее будут терзать приступы раскаяния и горя? Затихнет ли боль хоть когда-нибудь?
– Можно все делать правильно, – тихо сказала Мередит, – но оказаться неправой и одинокой.
– Нужно было чаще звонить папе из Африки, – сказала Нина, – я ведь знала, как для него это важно. Но мне казалось, что времени еще много…
– Иногда дверь может захлопнуться прямо перед тобой. И тогда ты остаешься совсем одна.
– Мы еще можем кое-что для него сделать, – произнесла Нина.
Мередит растерялась:
– Для кого?
– Для папы, – нервно сказала Нина. – Разве мы не о нем говорим?
– О. Правда?
– Он хотел, чтобы мы узнали маму поближе. Он говорил, что она…
– Только не начинай про сказки, – скривилась Мередит. – Теперь понятно, почему ты достигла таких высот. Ты просто одержимая.
– А ты разве нет? – снова рассмеялась Нина. – Я серьезно. Мы можем заставить ее закончить сказку. Она же сама сказала, что со мной бессмысленно спорить. Значит, скоро перестанет сопротивляться.
Мередит встала из-за стола, пошатнулась и схватилась за спинку стула.
– Так и знала, что не стоит пытаться с тобой разговаривать.
Нина нахмурилась:
– А ты со мной
– Сколько раз повторять: я не буду выслушивать ее сказки. Мне наплевать на Черного князя, на людей, превратившихся в дым, и на прекрасных принцев. Все это обещала папе ты. А я пообещала о ней заботиться, чем сейчас и займусь. Если что, я буду в ванной собирать ее вещи.
Нина проводила Мередит взглядом. Она была не слишком удивлена – Мередит всегда отличалась упорством, но все же разочарована. Папа явно хотел, чтобы они втроем провели время вместе. Зачем еще он просил их выслушать сказку? Только сказки и помогали им сблизиться с матерью.
– Я пыталась, пап, – сказала она, – но даже алкоголь не помог.
Нина встала, не покачнувшись. Захватив графин с водкой и рюмку матери, она поднялась по лестнице. Возле приоткрытой двери в ванную она задержалась и прислушалась к звону и шороху: Мередит снова взялась за работу.
– Я не буду закрывать мамину дверь, – сказала Нина, – на случай, если тоже захочешь послушать.
Ответа из ванной не было, и даже шелест газетной бумаги не стих ни на секунду.
Нина направилась по коридору к спальне матери, постучала и, не дожидаясь приглашения, вошла.
Мать сидела в постели, опираясь на груду белых подушек и натянув до пояса белое стеганое одеяло. Вся эта белизна – волосы, ночная рубашка, постель – особенно ярко выделялась на фоне черной ореховой кровати, и оттого мать казалась неземным существом, эдакой постаревшей Галадриэль[14]
с яркими голубыми глазами.– Я не приглашала тебя войти, – сказала она.
– Да. Но я здесь. Магия.
– И ты решила, что мне захочется водки?
– Конечно, захочется.
– И почему же?
Нина подошла к кровати.
– Я дала папе обещание.
Слова произвели желаемый эффект. Мать содрогнулась, как от удара током.