Зимний сад

Нина выбрала одно из своих любимейших блюд – тушеное мясо, фаршированное беконом и хреном. Она разморозила его в микроволновке вместе с нарезанными овощами и густым говяжьим бульоном, а затем переложила все в форму для запекания и отправила в духовку, которую нагрела до двухсот пятидесяти градусов, полагая, что примерно столько и нужно. На плиту Нина поставила кастрюлю с водой для лапши. Мало что в этом мире могло сравниться с лапшой маминого приготовления.

Пока блюдо запекалось в духовке, Нина накрыла стол на двоих и налила себе бокал вина. Уловив аппетитные запахи, мать непременно захочет спуститься.

И правда, в шесть сорок пять мать вошла в кухню.

– Ты приготовила ужин?

– Разогрела, – сказала Нина и провела ее в столовую.

Мать окинула взглядом ободранные стены в пятнах высохшей, почерневшей крови.

– Лучше поужинаем на кухне, – сказала она.

Это Нине в голову не пришло.

– Хорошо.

Она переставила две тарелки и приборы на дубовый стол в кухне.

– Садись, мам.

Тут вошла Мередит; увидев стол, накрытый на двоих, она поморщилась от раздражения – а может, от облегчения. Сказать было трудно.

– Хочешь поужинать с нами? – спросила Нина. – Я думала, ты поедешь домой, но еды здесь хватит на всех. Мама по-прежнему готовит на целую армию.

Мередит покосилась в окно, в сторону своего дома.

– Ладно, – выдавила она. – Все равно Джефф… вернется поздно.

– Отлично, – сказала Нина, пристально глядя на сестру. Странно, что Мередит согласилась остаться. Обычно она при первой возможности мчится домой. – Давай, садись сюда.

Как только Мередит села, Нина проворно разложила перед ней приборы и принесла хрустальный графин.

– Для начала рюмка водки.

– Что? – изумилась Мередит.

Мать взяла графин и наполнила рюмки.

– С ней спорить бессмысленно.

Нина вернулась за стол и подняла рюмку. Мать чокнулась с ней, Мередит неохотно присоединилась к ним. Затем все трое выпили.

– Мы русские, – внезапно сказала Нина, глядя на Мередит. – Почему я никогда об этом не думала?

Мередит равнодушно пожала плечами.

– Я принесу еду, – сказала она, поднимаясь. Через минуту она поставила на стол полные тарелки.

Мать прикрыла веки в молитве.

– Ты помнишь такое? – шепотом спросила Нина у Мередит. – Чтобы мама молилась?

На этот раз Мередит только закатила глаза и потянулась за вилкой.

– Ясно, – сказала Нина, делая вид, что не замечает неловкую тишину за столом. – Мередит, раз уж ты здесь, придется участвовать в нашей новой игре. Я бы даже сказала, новаторской. Называется «разговоры за ужином».

– Значит, милая болтовня, так? – спросила Мередит. – И о чем же?

– Я начну, а ты подхватишь. Моя любимая песня – «Рожденные дикими»[11], а любимое воспоминание из детства – поездка в Йеллоустон, когда папа учил меня ловить рыбу. – Она взглянула на Мередит: – И мне жаль, если я усложняю жизнь старшей сестре.

Мать отложила вилку.

– Моя любимая песня – «Где-то за радугой»[12], любимое воспоминание – день, когда я смотрела, как дети в парке делают ангелов на снегу, и мне жаль, что вы, сестры, не очень дружны.

– Мы дружны, – возразила Нина.

– Все это глупо, – сказала Мередит.

– Нет, – ответила Нина, – глупо молча пялиться друг на друга. Твоя очередь.

Мередит издала уже привычный мучительный вздох.

– Ладно. Моя любимая песня – «Свеча на ветру»[13], но не оригинальное исполнение, а версия, записанная для принцессы Дианы. Любимое воспоминание из детства – день, когда папа повел меня кататься на коньках в Миллерс-Понд… и мне жаль, что я сказала, будто мы с тобой не близки. Но такова правда, Нина. И об этом, пожалуй, я тоже жалею. – Она кивнула, словно поставив галочку в списке дел. – А теперь давайте поедим. Я умираю от голода.

Глава 11

Нина еще ела, когда Мередит начала собирать посуду. Мать тоже встала.

– Видимо, ужин окончен, – сказала Нина, потянувшись за маслом и джемом, пока Мередит не успела их прихватить.

Мать сказала: «Спасибо за ужин» – и тут же исчезла. На лестнице застучали ее шаги, неожиданно быстрые, учитывая возраст. Казалось, она почти бежит по ступеням.

Нина не могла всерьез обижаться на Мередит. Как только все искорки беседы погасли и их «игра» себя исчерпала, они погрузились в привычную тишину. Только Нина хоть как-то пыталась оживить разговор, но на ее истории об Африке Мередит реагировала вяло, а мать будто не слушала вообще.

Нина встала из-за стола и тут же вернулась с графином водки. С громким стуком поставив его на стол, она объявила:

– А давай напьемся.

Мередит, по локоть в мыльной воде, отозвалась:

– Давай.

Нина подумала, что ослышалась.

– Ты что, правда…

– Я же не на Луну соглашаюсь полететь.

Мередит подошла к столу, забрала у Нины тарелку и серебряные приборы и отнесла к раковине.

– Надо же, – сказала Нина. – Мы не напивались вместе с тех пор, как… А мы вообще хоть раз с тобой напивались?

Мередит вытерла руки розовым полотенцем, висевшим на дверце духовки.

– Ты напивалась в моем присутствии, это считается?

Нина ухмыльнулась:

– Нет, не считается. Садись.

– Только водку я пить не буду.

– Значит, текила.