Она горделиво вскидывает голову под пристальным взглядом новоявленной бабушки.
Та кивает.
– С вами, надеюсь, не будет проблем? Нам здесь неприятности не нужны.
– Не будет никаких неприятностей, – тихо говорит мама, и бабушка впускает их.
Вера резко останавливается. Ольга натыкается на нее и начинает хихикать, но тут же смолкает.
В квартире только одна комната. Маленькая дровяная печка, раковина в кухонном закутке, стол с разномастными стульями и узенькая кровать, придвинутая к стене. Из окна, на котором нет занавесок, видно кирпичную стену через дорогу. Туалета нет – видимо, уборная одна на весь дом.
Как они будут жить здесь, в такой тесноте?
– Идем, – говорит бабушка, потушив папиросу в блюдце, полном окурков. – Я покажу вам, где сложить вещи.
Через пару часов они готовятся к первой ночи в новом жилище, в комнатушке, где пахнет вареной капустой и их телами. Вера устраивает на полу постель из одеял и укладывается рядом с сестрой.
– Мебель завтра перевезет мой знакомый с работы, – усталым голосом говорит мама.
Ольга начинает плакать. Все понимают, что мебель не улучшит их положения.
Вера берет сестру за руку. С улицы доносятся грохот подводы и ругань – и Вере кажется, что с этими звуками умирают ее мечты.
С того дня Вера постоянно зла на судьбу, и как бы она ни старалась скрыть эту злость, у нее не выходит. Она легко раздражается, придирается к мелочам. У них с мамой и Ольгой одна узенькая кровать на троих, и спят они так прижавшись друг к дружке, что одна не может даже пошевельнуться, не задев других.
Вера работает с раннего утра и допоздна, и даже дома ей некогда отдохнуть. Она готовит ужин для мамы и бабушки, таскает дрова, чтобы протопить печку на ночь, моет посуду. Трудится, трудится, трудится. Этот распорядок нарушается только по пятницам.
– Зря ты продолжаешь туда ездить, – говорит мама, когда они вместе с Ольгой выходят из дома. В пять утра на улице кромешная темнота.
Минуя кафе, они наталкиваются на захмелевших вельмож, и, глядя, как те смеются и обнимаются, Вера ощущает укол в груди. Они так молоды, так свободны – а она, хоть и младше них, с утра пораньше тащится с матерью на работу, вместо того чтобы распивать кофе, болтать о политике и писать о чем-нибудь важном.
Мама берет Веру за руку.
– Мне жаль, – шепчет она.
Вера сжимает ее ладонь. Обычно они не разговаривают о трудностях и о боли. Она хочет сказать матери, что все понимает и не сердится, – но, боясь, как бы не полились слезы, лишь кивает.