Мередит постояла на кухне еще с минуту, потом вернулась к входной двери, сняла куртку и повесила ее на крючок. Она направилась по коридору к папиному кабинету, но на полпути остановилась. Разбирая вещи матери, она не задавалась целью что-нибудь среди них отыскать – не проверяла карманы и не рылась в глубине ящиков.
Бросив взгляд в сторону кухни, где мать месила тесто, Мередит свернула на лестницу и поднялась в родительскую спальню.
С правой стороны просторной, длинной гардеробной висели в ряд черные и серые вещи матери – почти все из мягкой мериносовой шерсти или хлопка с начесом: водолазки, кардиганы, длинные юбки и свободные брюки. Ничего модного, нарядного или дорогого.
Мысль эта возникла из ниоткуда и удивила даже ее саму. А ведь это можно было заметить давно, стоило лишь приглядеться. Сказка побудила их посмотреть на все – а главное, друг на друга – по-новому. За этой мыслью последовала еще одна. Почему же тот спектакль на Рождество – и сама сказка – задели мать так сильно? Прежде Мередит думала, что совершила в тот день ошибку, выбрав сказку для спектакля, и поэтому мать разозлилась на нее.
Но что, если дело вовсе не в Нине и Мередит? Может, мать просто не могла смотреть, как ее история разгрывается на сцене?
Пройдя вглубь гардеробной, Мередит посмотрела на комод. Возможно, именно тут лежит то, что прольет свет на мамину жизнь. Наверняка. Разве есть хоть одна женщина, которая не хранила бы в укромном месте какую-нибудь памятную вещицу?
Мередит прикрыла дверь, оставив только узенькую щель, вернулась к комоду и выдвинула верхний ящик. В нем лежало белье, аккуратно сложенное в три стопки: белое, серое, черное. Рядом свернутые в клубки носки таких же расцветок, в углу пара бюстгальтеров. Она пошарила под вещами, провела пальцами по гладкому деревянному дну ящика. Морщась от охватившего ее чувства вины, Мередит все же принялась и за второй, и за третий ящик, где так же аккуратно были сложены футболки и свитера. Наконец, опустившись на колени, Мередит открыла нижний ящик. Внутри оказались пижамы, ночные рубашки и старомодный купальник.
Никаких тайн. Ничего более интимного, чем белье.
С разочарованием и чувством стыда Мередит задвинула ящики. Вздохнув, поднялась и оглядела одежду на вешалках. Все в идеальном порядке. Каждая вещь на своем месте. Из общей гаммы выбивалось только сапфирово-синее шерстяное пальто, висевшее в самой глубине гардеробной.
Мередит узнала это пальто. Она видела его на матери только однажды, еще в детстве, когда они всей семьей ходили на постановку «Щелкунчика». Папа изо всех сил уговаривал мать пойти, закружил ее в объятьях, поцеловал и сказал: «Ну пожалуйста, Аня, всего разок…»
Мередит сняла пальто с перекладины. Кашемировое, сшитое по моде сороковых годов: широкие плечи, приталенное, свободные рукава с манжетами. От ворота к талии шел ряд люцитовых пуговиц с замысловатым рельефом. Мередит надела пальто; шелковая подкладка показалась ей невероятно мягкой. Сидело оно на удивление хорошо, и, стоя в нем, Мередит представила себе мать молодой улыбчивой девушкой, которой нравится кашемир.
Но матери это пальто, похоже, не нравилось – надевала она его слишком редко. Впрочем, и избавиться от него она не пыталась, что неожиданно для женщины, которая почти ничего не сохраняла из сентиментальных побуждений. Хотя, может, она не выкидывала пальто, потому что не хотела расстраивать мужа. Стоило оно, наверное, дорого.
Мередит сунула руки в карманы и осмотрела себя в полный рост, покрутившись перед зеркалом.
Тут-то она и заметила, что к подкладке возле одного из карманов что-то подшито.
Нащупав слегка разъехавшийся шов тайника, она надорвала его и извлекла небольшую мятую и выцветшую черно-белую фотографию.
Мередит вгляделась в снимок. Изображение было довольно размытым, и потертости на местах сгиба мешали его рассмотреть, но на фото явно были два ребенка, держащихся за руки, на вид лет трех-четырех. Сперва Мередит решила, что это она и Нина, но разглядела пальто и сапожки детей – слишком теплые, да и фасон устаревший. Она перевернула снимок и на обороте увидела надпись на русском.
– Мередит!
Она покраснела, не сразу сообразив, что голос принадлежал Нине, которая, громко топая, поднималась по лестнице.
– Нина, я тут, – приоткрыв дверь гардеробной, позвала Мередит.
В брюках, камуфляжной футболке и походных ботинках Нина выглядела так, будто собралась на сафари.
– Вот ты где. А я повсюду тебя…
Мередит схватила ее за руку и втащила в гардеробную.
– Мама на кухне?
– Кто же еще накормит хлебом всех голодающих мира. Да, она там. А что?
Мередит сунула руку в карман пальто.
– Смотри, что я нашла.
– Ты что, рылась в ее вещах? Умница. Не знала, что ты на такое способна.
– Просто посмотри.
Нина взяла фотографию, довольно долго вглядывалась в нее, а потом посмотрела на обратную сторону. Увидев надпись на русском, она снова перевернула снимок.
– Вера и Ольга?
Сердце Мередит на мгновение замерло.
– Думаешь?