Зинаида Гиппиус. Муза Д. С. Мережковского

Вообще же вечера проходили так: у каждого собрания была своя тема. В соответствии с нею готовили свои выступления докладчики, а после каждого сообщения проходило обсуждение, иногда довольно бурное. Все это стенографировали и публиковали в журнале «Новый корабль».

Одно из первых сообщений – о русской литературе в изгнании – сделала сама Зинаида Николаевна. Впрочем, она и ее супруг были лишь неформальными организаторами и вдохновителями «Зеленой лампы», президентом же назначили Георгия Иванова. Его супруга, поэтесса Ирина Одоевцева, оставила интересные и остроумные воспоминания о «Зеленой лампе». Она, в частности, вспоминала о том, как писательница Надежда Тэффи приготовила для одного из собраний серьезный доклад об аскетизме, публика же привыкла воспринимать ее как юмористку и потому на протяжении всего доклада хохотала.

Мережковские не стремились собрать людей, во всем с ними согласных. Во время споров они нередко оставались в меньшинстве.

Кто только не бывал на этих вечерах! Приходили иногда сотни людей, и это при том, что с каждого из присутствующих взималась небольшая сумма – на аренду зала. Некоторые, особенно волнующие темы рассматривали на протяжении двух или трех собраний.

Однако в 1930-е годы «Зеленая лампа» постепенно теряет свою популярность. Все меньше и меньше людей собирается в зале. Остается лишь узкий круг друзей.

После смерти супругов Мережковских «Зеленая лампа» прекратила свое существование. В послевоенную пору русская эмиграция в Париже становилась все более разобщенной. Зинаида Николаевна и Дмитрий Сергеевич были, как ни удивительно, тем центром, который скреплял самые разнородные литературные – и не только литературные – круги. Без них все распалось.

«В 30-х годах „Зеленая лампа“ уже не горела ослепительно и не проливала яркого света на эмиграцию, освещая ее совесть, душу, ум. Все, не исключая Мережковского и Гиппиус, чувствовали, что „заговор“ не удался, хотя и не сознавались в этом не только публично, но даже самим себе».

И. Одоевцева.

На берегах Сены

Неуютная Франция

В 1932 году случилось то, чего не мог ожидать никто: русский эмигрант, монархист Павел Горгулов убил президента Французской Республики, семидесятипятилетноего Поля Думера. Седобородого старика президента, потерявшего четырех сыновей на Первой мировой войне, во Франции очень любили. Горгулов, судя по всему, был просто сумасшедшим, особых причин для ненависти к президенту у него не было. Трагическое происшествие произвело в Париже эффект разорвавшейся бомбы. Отношение французов к приезжим из России довольно резко изменилось и стало весьма неприязненным. Парижане с ужасом оборачивались, заслышав русскую речь.

Эмигранты, которые уже прижились в Париже, были растеряны: казалось, что вторая родина отвергает их. Во Франции становилось страшно, неуютно, не по себе.

Настигали и материальные трудности. Чешский президент Томаш Масарик выплачивал русским эмигрантам, в том числе Дмитрию Сергеевичу и Зинаиде Николаевне, пособие, но это не могло длиться вечно. Программу помощи русским эмигрантам начали сворачивать.

Кроме того, Европа, а особенно Франция, 1930-х годов стремительно левела. Мережковским это казалось угрожающим признаком – они боялись пришествия здешних, европейских «большевиков». И Дмитрий Сергеевич начал с интересом и надеждой обращать взоры к тем странам, где к власти приходили диктаторы фашистского толка. Это было, наверное, главной и роковой ошибкой его старости. За эту ошибку пришлось расплачиваться и ему, и Зинаиде Николаевне.

А Гиппиус, кстати говоря, всегда оставалась собой. Говорят, в тот день, когда произошло убийство президента и все эмигранты метались по Парижу в страхе и тревоге, Зинаида Николаевна отправилась… к портнихе. И неудачно сшитое платье огорчало ее гораздо больше, чем судьбы Европы. Все-таки иногда она была прежде всего женщиной. И любила повторять: «В тот день, когда погибла Помпея, я завивала папильотки».

«Роман» с Муссолини

В 1932 году Мережковского приглашают итальянские интеллектуалы для чтения лекций о Леонардо да Винчи. Дмитрий Сергеевич обрадован и польщен. Он уже отвык от внимания и любви публики.

Через два года Дмитрий Сергеевич с Зинаидой Николаевной совершили новую поездку в Италию – уже по приглашению Муссолини. Дуче был восхищен познаниями Мережковского о Данте и в 1936 году пригласил супругов снова. Тщеславному Дмитрию Сергеевичу было очень приятно, что даже во время войны итальянский диктатор вспомнил о нем. Он сочинил вопросы для дуче: о Данте, о «всемирной церкви», – даже не догадываясь о том, что для диктатора все эти темы слишком сложны.

Так или иначе, Муссолини был доволен. Он дал Мережковскому крупную сумму денег – на будущую книгу о Данте.