Зинаида Гиппиус. Муза Д. С. Мережковского

Действительно, непримиримый антисоветизм Мережковских вредил им в глазах левой французской интеллигенции. К тому же оба супруга постарели, хотя Зинаида Николаевна этого, казалось, не хотела замечать.

Близкими друзьями Мережковских в эмиграции становятся супруги Иван Алексеевич и Вера Николаевна Бунины. Летом 1921 года Мережковские отправились отдыхать в Висбаден. Зинаида Николаевна, уже успевшая сдружиться с Буниным, переписывалась с ним почти ежедневно. В это время она еще надеется на скорое падение советской власти и с досадой пишет: «Ох, а большевики все сидят!»

«– Потом мы им всем надоели, – говорил Дмитрий Сергеевич, – и они нас перестали приглашать.

– Потому что ты так бестактно ругал большевиков, – говорила она своим капризным скрипучим голосом, – а им всегда так хотелось их любить.

– Да, я лез к ним со своими жалобами и пхохочествами (он картавил), а им хотелось совсем другого: они находили, что русская революция ужасно интересный опыт в экзотической стране и их не касается. И что, как сказал Ллойд Джордж, торговать можно и с каннибалами».

Н. Берберова.

Соль земли

Зинаида Николаевна нередко кокетничала с Буниным, обращаясь к нему в письмах: «Здравствуйте, неразделенная моя любовь!» Иван Алексеевич, который вообще терпеть не мог символистов и декадентов, к супругам Мережковским всегда относился доброжелательно. Сблизились они, вероятно, на почве самого яростного антибольшевизма. Одно только яблоко раздора чуть не испортило их отношения – Нобелевская премия. Это случилось в 1932 году. Двумя главными претендентами на премию по литературе были Дмитрий Мережковский и Иван Бунин. Мережковский предложил Бунину, кто бы ни победил, разделить премию пополам. Тот отказался. Премия, как известно, досталась Бунину, и для Мережковского это было серьезным ударом. Может быть, именно поэтому Дмитрий Сергеевич стал столь падок на ордена и награды от правителей разных держав. Возможно, все это сглаживало горечь досады от того, что он не стал нобелевским лауреатом.

И. Бунин

Так, в 1934 году Мережковский и Гиппиус совершают поездку к сербскому королю Александру Карагеогиевичу, который жалует Дмитрию Сергеевичу орден Святого Саввы 1-й степени, а Зинаиде Николаевне – 2-й степени. Гиппиус, говорят, несколько обиделась, однако ордену все равно была рада и очень любила его надевать – к месту и не к месту.

Бабушка русского декадентства

Супруги жили своей прежней жизнью. Дмитрий Николаевич по-прежнему занимался религиозно-философскими штудиями, неизменно гулял с Зинаидой Николаевной после завтрака. Они совершали променад, пожилой тщедушный господин и его рыжая спутница в странном, неуместно ярком наряде. Чудаков в Париже всегда хватает, и привыкают к ним быстро. После прогулки садились отдохнуть в кафе, всегда одном и том же. Официанты и завсегдатаи любили их – знали, что это «знаменитые русские писатели», и даже гордились ими как местной достопримечательностью.

Зинаида Николаевна по-прежнему кокетлива, продумывает свои костюмы до мелочей, хотя теперь многие над ней посмеиваются. По утрам, как и раньше, много времени уделяет своему туалету и к завтраку выходит всегда с готовой прической, подкрашенная, нарядная. И носила она – даже в пожилом возрасте – всегда тонкие, высокие каблуки. Почти все воспоминания о ней полны ироничных описаний ее причуд в одежде и макияже.

Да, она уже не была молода и хороша собой, но по-прежнему обладала даром собирать вокруг себя интересных людей. В гости к Мережковским шли не только их ровесники, но и талантливая молодежь. Каждому молодому человеку, новому в их кружке, Зинаида Николаевна устраивала «допрос»: что он такое? чем интересуется? И, как прежде, вызывала панический страх. Себя она теперь благодушно именовала «бабушкой русского декадентства».

«И во время прогулки, и в кафе они говорили не умолкая. Они всегда находили интересную для них тему и горячо обсуждали события двадцатилетней давности и происшествия сегодняшнего дня. Они как будто не чувствовали ни груза времени, ни даже границ между жизнью и смертью. О живых и мертвых они говорили совершенно одинаково».

И. Одоевцева.

На берегах Сены