Зинаида Гиппиус. Муза Д. С. Мережковского

А в это время полным ходом идут расправы большевистской власти со всеми неугодными.

Добрая приятельница Мережковских, баронесса Варвара Ивановна Икскуль, которая в свое время помогала преследуемым революционерам, теперь схвачена и отправлена в тюрьму как «заложница», мать белогвардейца. После выхода из тюрьмы большевики выселили баронессу из дому, а сын ее умер от воспаления легких и голода.

Материальные лишения для каждого человека тяжелы и сами по себе. А к этому добавились еще и обыски, и страх тюрьмы. Петербургские зимние дни коротки, а освещение не по карману. Для Дмитрия Сергеевича на полчаса зажигают керосиновую лампу, и он, лежа в шубе, читает книги о Египте – любимую работу он не бросает ни при каких обстоятельствах.

Самым обидным, даже непереносимым для Зинаиды Николаевны в это время становится предательство людей их круга, товарищей-литераторов. Андрей Белый печатает кощунственную поэму «Христос воскрес!». Но потеря дружбы с Белым – еще полбеды.

Гораздо более тяжелый, ужасный удар для нее – отношение к большевикам Александра Блока. Он честно признается ей по телефону:

– Да, я скорее с большевиками.

Блок, как известно, в эти революционные дни пишет знаменитую поэму «Двенадцать», где красноармейский патруль возглавляет… Иисус Христос. У Александра Александровича был особый, религиозный взгляд на революционные события. Он воспринял революцию как стихию, грозу, метель, а стихия является частью Божьего замысла.

Гиппиус отказалась с сочувствием и пониманием встретить эволюцию взглядов поэта. Она ощущала боль и негодование. С горькой иронией она вспоминала после, как большевики развешивали по городу плакаты с цитатами из «Двенадцати».

Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем!

Но им не суждено было расстаться без прощания. Зинаида Николаевна увиделась с Блоком случайно, в трамвае. Он спросил:

– Подадите ли вы мне руку?

И она подала, хотя и сказала:

– Лично – да. Только лично. Не общественно.

Дальнейший диалог был еще более многозначительным.

«– Вы, говорят, уезжаете?

– Что ж… Тут или умирать, или уезжать. Если, конечно, не быть в вашем положении…

Он молчит долго, потом произносит особенно мрачно и отчетливо:

– Умереть во всяком положении можно».

З. Гиппиус. Живые лица

После она выражала уверенность, что перед смертью Блок все-таки «прозрел» и ничего более не желал иметь общего с большевиками.

Еще более отвратительным, непростительным представлялось Зинаиде Николаевне сотрудничество с большевиками Максима Горького. Хотя она честно признавалась, что приходилось ей в эти страшные годы ходить к Горькому на поклон и принимать советские деньги за переводы «никому не нужных романов». То же самое, разумеется, делает и Дмитрий Сергеевич. Иначе не выжить.

Книги они распродают. Понимают, что уезжать все равно придется и библиотеку с собой не забрать.

Д. Философов, Д. Мережковский, З. Гиппиус, И. Злобин. Конец 1919 – начало 1920 г.

До революции у Мережковского были кое-какие деньги – отцовское наследство. Когда начались февральские события 1916 года, умные люди советовали Дмитрию Сергеевичу перевести деньги за границу. Дмитрий Философов отсоветовал – сказал, что это не патриотично. Так и пропали деньги. С этих пор и до самой смерти Дмитрий Сергеевич и Зинаида Николаевна будут очень сильно нуждаться в средствах, и это при том, что книги Мережковского переводились на разные языки и издавались во всем мире!

Как будто мало прочих унижений и мучений, Дмитрия Сергеевича привлекают к физически для него непосильным «общественным работам».

Но главное, что терзало супругов Мережковских в это время, невозможность смириться с происходящим, необходимость противодействовать. А борьба возможна только извне.

Бегство

В один прекрасный день к Мережковским приходит посланец из Смольного. Он, как видно, относится к Дмитрию Сергеевичу с симпатией и сочувствием, знает его творчество. Этот молодой человек настоятельно посоветовал Мережковским уехать из России.

Дмитрий Сергеевич и Зинаида Николаевна прекрасно знали, что их не выпустят из страны. Многие их друзья безрезультатно пытались уехать – начиналась бесконечная бюрократическая волокита, не приводившая ни к каким результатам. Попытаться все равно стоило, и Мережковские подают просьбу о выезде на лечение. Безрезультатно. Советская власть не хочет отпускать своих врагов, лучше пусть будут под присмотром. Время милосердного «философского парохода» еще не пришло.

Рассказать миру о происходящем в России – так видели свою миссию Мережковские. Да и просто жизни в голодном Петрограде не было.