Надежда Тимофеевна громко вздохнула, словно сбрасывая с себя тяжёлый груз, и совсем уже спокойным голосом, отметающим всё в сторону, сказала:
– Но что эт я расчувствовалась? Извините. Давно не затрагивала эту тему. А у нас ведь кофе стынет и коньяк ждёт.
Некоторые люди любят произносить все слова чётко, как требует грамматика. Это, разумеется, отличает человека хорошо образованного от недостаточно грамотного. Они, например, никогда не скажут «Чё тебе надо?» вместо «Чего тебе надо?» и не станут проглатывать слог «ло» в слове «человек», произнося скороговоркой «чек». Надежда Тимофеевна была из таких людей, следящих всегда за правильностью своей речи. Однако в минуты душевных переживаний, когда не то чтобы хочется обращать чьё-то внимание на состояние своей души, но так получается, что фразы говорятся чуть приглушённее и скорее, некоторые гласные звуки могут быть просто не услышаны, так как на них не ставится подчёркнуто акцент. Такая речь становится мягче, душевнее.
Генерал Дотошкин не отличался утончённостью характера и особой приверженностью к грамматике, потому не обращал внимания ни на особенности произношения, ни на волнение собеседницы, вызванные разговором о прошлом. Оно ему было хорошо известно – все материалы о Татьяне Иволгиной и её бабушке собраны и изучены. Знал генерал и о том, что Надежда Тимофеевна рано вышла замуж, а рассталась со своим мужем, когда дочь была ещё ребёнком, и новой семьёй не обзавелась. Не мог он только узнать из бумаг, что сначала дочка, а потом и внучка были для этой женщины главными в жизни. И лишь она сама могла бы рассказать, как ей удавалось уделять почти всё внимание ребёнку и в то же время заниматься серьёзнейшим образом медициной, писать научные статьи, защищать диссертации, выступать на конференциях.
– С коньяком вы, наверное, зря…– начал было Дотошкин, однако сразу же встретил безапелляционное возражение хозяйки:
– Ничего не зря. Вы, я вижу, человек военный, большой начальник и кофе без коньяка не привыкли пить, а я принесла кофе, так что прошу за стол.
Садясь на предложенный стул, генерал смущённо спросил:
– Почему вы решили, что я военный да ещё большой начальник? Чем это я себя выдал? Вроде бы портретов моих нигде не печатают?
– Портретов ваших я действительно не видела, – усмехнувшись, произнесла Иволгина, – однако я по профессии врач и обязана быть психологом с пациентами. Вы, во-первых, редко, как мне кажется, надеваете гражданский костюм, поэтому носите пиджак так, словно на нём большие погоны. Во-вторых, вы по-военному как-то вручили мне цветы и конфеты. Ну и, в-третьих, упоминание о кофе и коньяке само уже говорит о том, что передо мной либо интеллигент, к которым вас, извините, вряд ли можно отнести, либо большой начальник, привыкший пить коньяк в любое время дня, как со своими коллегами, так и с вышестоящим начальством.
Говоря это, Надежда Тимофеевна хитровато улыбалась, что не позволяло собеседнику даже подумать об обиде, и начала разливать коньяк по рюмкам.
– Да-а-а, – протянул Дотошкин, не скрывая в голосе восхищения. – Я знал, что вы умная женщина, но не предполагал, что ясновидящая да ещё такая красивая.
– Ах, с комплиментами давайте воздержимся. Спасибо, конечно, однако скажите лучше, с кем же я собираюсь пить коньяк?
– Между прочим, – заметил Дотошкин, оттягивая ответ на прямо поставленный вопрос. Он всё ещё не мог решить для себя, как начинать разговор о причине его прихода. – Врачи, как я понимаю, тоже предпочитают коньяк, если он у вас всегда наготове?
– Доля правды в этом есть, – согласилась Надежда Тимофеевна. – Насмотришься иногда такого во время операций, что, как ни привыкаешь, а порой долго успокоиться не можешь, вот и пьём коньячок, чтобы расслабиться. Благодарные пациенты обычно водку не приносят, а делают упор на коньяк и конфеты. Да и студенты во время сдачи экзаменов любят баловать преподавателей этим напитком. Так что я не специально держу его у себя наготове, как вы изволили выразиться, а, можно сказать, вынужденно. Но скажите же всё-таки как вас величать, таинственный незнакомец? Неудобно пить втёмную. – И мягкий бархатистый смех ударился в стекло поднятых рюмок.
– Да-а-а, – опять протянуто сказал Дотошкин, – я ведь и в самом деле лицо официальное, хотя пришёл к вам, как говорится, по-дружески, а потому в костюме, а не в генеральском мундире.
Тут он поднялся, поставив рюмку на стол, и почти отрапортовал громким военным голосом:
– Разрешите представиться: генерал-лейтенант ФСБ Дотошкин, – но, заметив, как ему показалось, саркастическую улыбку сидевшей напротив женщины, сконфуженно добавил, садясь и беря снова рюмку: – но, честное слово, для вас я просто Сергей Сергеевич и давайте выпьем за наше знакомство. Оно мне очень нравится.