Златокожая девушка и другие рассказы

Среди дюн виднелись руины: стеклянные стены, помутневшие под соленым ветерком с налетавшими вместе с ним песчинками. Там, за этими стенами, человеческое существо устроило себе постель из травы и полосчатых водорослей. Ее звали Митрой – по меньшей мере, так ее звали жуки. Другого имени она не помнила – приходилось довольствоваться этим.

Имя, подстилка из травы, накидка из бурой ткани, украденная у жуков – больше у нее ничего не было. Пожалуй, ее имуществом можно было бы назвать также плесневеющую груду костей, валявшихся в лесу, в ста метрах за границей дюн. Кости эти очень ее интересовали – она смутно помнила, что они каким-то образом были с ней связаны. Давным-давно, когда ее руки и ноги были короткими и пухлыми, она не замечала достопримечательного сходства между строением своего тела и этими костями. Но теперь ее конечности удлинились, и сходство стало очевидным. Глазницы остались от глаз – таких же, как ее глаза, рты с зубами и челюстями, черепа, плечи и ребра, ступни – все было такое же, как у нее. Время от времени она забредала в лес и стояла, погрузившись в раздумье, хотя в последнее время такие посещения стали редкими.

Тянулся унылый пасмурный день. Митра скучала и тревожилась. Поразмышляв, она решила, что проголодалась. Прогулявшись среди дюн, она равнодушно сорвала и съела несколько стручков травы. Может быть, она все-таки не хотела есть?

Она прошлась вдоль берега и остановилась, глядя на залив. Влажный ветерок трепал ее бурую накидку, взъерошил волосы. Может быть, пойдет дождь? Она беспокойно взглянула на небо. Дождь делал ее мокрой и несчастной. Она всегда могла укрыться под скалами крутого мыса – но иногда лучше было оставаться мокрой.

Продолжив прогулку по пляжу, она поймала и съела маленькую креветку. Соленая плоть рачка не доставила ей удоволствия. Да, скорее всего, она еще не проголодалась. Митра подобрала острую палку и провела по влажному песку длинную – пятнадцатиметровую, тридцатиметровую – прямую линию, остановилась и обернулась, с удовольствием рассматривая оставленный след. После этого она вернулась к началу линии и провела еще одну прямую, параллельную первой, с промежутком шириной в ладонь. Охваченная внезапным возбуждением, она принялась чертить все больше линий вдоль берега, пока песок не покрылся обширной решеткой параллельных борозд.

И снова она с удовлетворением рассмотрела результаты своих усилий. Рисовать такие борозды на гладком песке было занятно и приятно. Она собиралась снова этим заняться через некоторое время – и на этот раз, может быть, проводить волнистые или пересекающиеся линии. Но пока что сделанного было достаточно. Митра выронила палку. У нее снова возникло ощущение голода, которое на самом деле не было голодом. Она поймала песчаную саранчу, но не съела ее, а выкинула.

Она принялась бегать по пляжу со всех ног. От этого она чувствовала себя лучше: ее радостно было видеть свои мелькающие по песку ноги, чистый воздух наполнял легкие. Задыхаясь, она остановилась и бросилась ничком на песок.

Отдышавшись, она села. Ей снова хотелось бегать, но в то же время она немножко устала. Скорчив гримасу, Митра недовольно повела плечами. Может быть, ей следовало сходить за мыс и навестить жуков? Может быть, старый серый жук Ти-Шри-Ти поговорит с ней?

Она неуверенно поднялась на ноги и стала возвращаться по пляжу. Посещение жуков не сулило ей, на самом деле, ничего хорошего. Ти-Шри-Ти не мог рассказать ничего особенно интересного. Он не отвечал на вопросы – только бесконечно повторял подробные данные, относившиеся к их колонии: скольким личинкам позволят созреть, сколько корзин паучьей икры отнесут в хранилище, каково сегодня состояние его жвал, усиков и глаз…

Митра колебалась, но через некоторое время все-таки направилась к мысу. Лучше уж говорить с Ти-Шри-Ти, чем ни с кем не говорить, лучше слушать жужжание старого жука, чем монотонный шелест вялого серого прибоя. И, может быть, Ти-Шри-Ти скажет наконец что-нибудь интересное – иногда старый жук отвлекался от повседневных забот, и тогда Митра слушала его, как завороженная: «В горах правят дикие ящеры, а за горами живут меркалоидные мечанвики, у них из-под земли торчат дымящиеся трубы и желоба для выброса шлака – иначе мы и не знали бы, что они там копошатся. Жуки живут вдоль берега, а от митров осталась только одна, последняя Митра в древнем Стеклянном Городе…»

Она не совсем понимала, о чем говорил Ти-Шри-Ти, потому что течение времени как таковое и связанные с ним понятия «до» и «после», «раньше» и «позже» ничего для нее не значили. Ее мир никогда не менялся: один день кончался, другой начинался, но это была не последовательность, а бесконечное повторение дней.