На борту поискового крейсера «Блауэльм» все чаще наблюдалась пренеприятнейшая разновидность психоневрологического расстройства. Продолжать экспедицию не было смысла – экипаж провел в космосе на три месяца дольше запланированного срока. Главный изыскатель Бернисти приказал возвращаться к системе Бирюзовой звезды. Никого это не воодушевило, однако, настроение команды не исправилось – ущерб был уже нанесен. Реагируя на чрезмерное напряжение, техники впали в состояние мрачной апатии и сидели, уставившись в пространство, как андроморфы. Они мало ели, а говорили еще меньше. Бернисти пытался их расшевелить, пробуя разные затеи: соревнования, еле слышное музыкальное сопровождение, острые приправы – но все это не помогало. Бернисти пошел еще дальше: выполняя его распоряжение, гейши заперлись в своих каютах и распевали эротические гимны, доносившиеся из громкоговорителей. Когда и это не помогло, Бернисти понял, что столкнулся с серьезной проблемой. Под угрозой оказалось само представление о себе всей тщательно подобранной команды – например, характер метеоролога заранее определялся так, чтобы он успешно сотрудничал именно с тем химиком, которого назначило руководство, а качества ботаника должен были соответствовать предпочтениям специалиста по анализу вирусных заболеваний. Возвращаться с таким деморализованным экипажем в Бирюзовую систему было бы позорно – Бернисти укоризненно покачивал шишковатой головой. Состояние персонала на борту «Блауэльма» не позволяло пускаться в дальнейшие предприятия.
«Продолжим экспедицию», – предложила Берель, любимая гейша главного изыскателя.
Бернисти не согласился – по его мнению, свойственная Берели сообразительность на этот раз покинула ее: «Будет еще хуже».
«Так что же ты собираешься делать?»
Бернисти пришлось признать, что на этот счет у него не было ни малейшего представления – он ушел, чтобы поразмышлять в одиночестве. Позже, через несколько часов, он решил изменить курс, что было чревато чрезвычайными последствиями: звездолет повернул к системе Кэя, чтобы произвести там разведку. Если даже это не могло поднять дух его подчиненных, ничто другое не смогло бы. Такое отклонение от обратного пути было связано с опасностью, но замысел Бернисти нельзя было назвать безрассудным. Особую пикантность предприятию придавал пристальный интерес к инопланетянам, к странности городов кэйев, запрещавших строить сооружения правильных пропорций, к причудливому общественному устройству кэйев.
Звезда Кэй разгоралась и увеличивалась – и Бернисти замечал, что его замысел, судя по всему, увенчался успехом. В серых стальных коридорах звездолета снова слышались оживленные разговоры и споры.
«Блауэльм» скользил над плоскостью эклиптики системы Кэя – один за другим миры проплывали мимо; крейсер пролетал так близко к ним, что на увеличительных экранах можно было различить перемещения экипажей в пульсирующих артериях городов, ритм производственных цехов. Планеты Киф и Кельмет сплошь покрылись куполами, как бородавками; за ними – Карнфрэй, Кобленц и Каванаф; затем – пылающая звезда системы, Кэй; рядом с ней – планета Кул, слишком горячая для поддержания жизни; следующая планета – Керрикерк, столичный мир системы; дальше – Конбальд и Кинсле, мертвые гигантские сферы замерзшего аммиака. Наконец система Кэя осталась за кормой.
Теперь Бернисти сидел, как на иголках: вернется ли эпидемия психического опустошения – или же полученного интеллектуального стимула хватит до окончания полета? Впереди ждала Бирюзовая звезда – до нее оставалась неделя пути. Между системами Кэя и Бирюзовой звезды мерцало желтоватое светило, никогда не привлекавшее особого внимания… Только когда «Блауэльм» пролетал мимо этой желтой звезды, обнаружились судьбоносные последствия затеи главного изыскателя.
«Планета!» – нараспев объявил картограф.
Его восклицание не вызвало энтузиазма; на протяжении последних восьми месяцев такие объявления неоднократно нарушали тишину на борту «Блауэльма». И каждый раз новая планета оказывалась такой горячей, что на ее поверхности плавилось железо, такой холодной, что на ней замерзали любые газы, настолько ядовитой, что ее атмосфера разъедала кожу, или настолько лишенной атмосферы, что незащищенные легкие человека выворачивались наизнанку. Обнаружение планеты как таковое больше никого не стимулировало.
«Атмосфера!» – воскликнул картограф. Метеоролог с интересом поднял глаза. «Температура – в среднем двадцать четыре градуса».
Бернисти подошел к экрану, чтобы взглянуть на планету, и самостоятельно измерил ее гравитационное притяжение: «1,1 нормального ускорения..» Он подал знак навигатору – тому не понадобилось дальнейших указаний, он сразу рассчитал параметры приземления.
Бернисти стоял, разглядывая диск планеты на экране: «Тут что-то не так. Либо кэйи, либо наши корабли давно уже должны были сто раз проверить этот мир – он прямо посередине между нашими системами».