Златые горы (СИ)

- Но честно. По другому е не назовешь. Поверь, ты отучила меня, клеймить людей без разбору, - он хотел выразиться точнее, но не нашел лучших слов. Пришлось написать как есть, пока мысль еще держалась в голове. – Не все из тех, кто продается и продает других, поступают так, потому что жизнь заставила. Некоторые из нас от природы уроды.

- Но не ты, помни об этом.

- Только потому, что ты – моя совесть на ножках.

Риддл улыбнулся. Без Хоуп он был ничем не лучше подонков из Лютного переулка. Это она видела в нем хорошее, она верила в него, а рядом с ней Том тоже начинал верить в себя. И тогда мир вокруг больше не казался ему одним сплошным куском дерьма.

- Ты что-то не договариваешь.

- Если ты о горбатых шестипалых колдунах, я пока ни одного не встретил.

- Не смешно. С тобой все в порядке?

Том представил, как Хоуп сидит в уголке дивана, притянув ноги к груди. Шаль, расшитая яркими павлиньими перьями, укрывает ее всю, кроме, может, ступней в теплых синих носках. Картинка нарисованная наполовину памятью, наполовину воображением ожила. Хоуп подняла взгляд от лежащей на коленях тетради и с прищуром посмотрела на Риддла, предупреждая, «даже не пытайся отделаться туманными отговорками».

- Более-менее. Заболел красным чихом. Глупая детская болезнь, не опасная. Пью лекарство и через пару дней буду здоров. Чувствую себя сносно, но после еды клонит в сон. Еще руки дрожат.

Дрожали не только руки, холод крепко стиснул колдуна. Ридлла трясло, и никакая сила воли не могла справиться с ознобом. Он позволил одеялу прижаться плотнее. Тяжелая голова опустилась на сгиб локтя, пальцы выпустили ручку, но ее подхватила верная магия.

- Я бы не сказала, что болезнь не опасная. Если ее неправильно лечить, она может дать серьезные осложнения: преждевременное старение сердца, временную амнезию, ранний артрит, ухудшение зрения, проблемы со слухом, а также импотенцию.

- Не знал, что у нас дома есть медицинский справочник, - Том чуть повернул голову, чтобы видеть, как магия водит ручкой.

- Когда дело доходит до книг, ты становишься хуже сороки. Она хотя бы тащит к себе только яркое и блестящие, а ты все что имеет страницы с буквами.

Риддл хмыкнул.

- Признай. Про импотенцию ты придумала. Хочешь, чтобы я пошел к лекарю.

- Нет, не придумала. Ты пойдешь к врачу?

- Обязательно. А пока обойдусь заботами Комптона. Он не самый плохой зельевар и сиделка тоже. Не волнуйся.

- Ты разве не слышал шутку про три самые бесполезные вещи на свете: шубу в Африке, погремушку на похоронах и фразу «не волнуйся».

- Слышал, но в том варианте было больше физиологии.

- Расскажешь.

- Дома. Обещаю.

Больше Том ничего не добавил. Он знал, что Хоуп потянет за кончик ниточки и вытащит из его короткого послания все скрытые смыслы: обещаю не дать себя убить, обещаю вернуться, наконец, обещаю, что буду здоров и в достаточно хорошем настроении, чтобы шутить.

Глаза закрылись. Они устали разбирать мелкие строчки в слабеющем свете заклинания. Все тело устало. Сил почти не осталось, а ему и Хоуп еще стольким хотелось поделиться друг с другом. Риддл постарался отделить важное от второстепенного. Почти растерялся, пусть его мысли не были снежинками, он все равно чувствовал себя так, будто сейчас потеряется в буране. И тогда он сделал то, чего обычно старался избегать, сказал как есть все, что было у него на сердце.

- Я люблю тебя.

Том открыл глаза как раз в тот момент, когда ручка, аккуратно написав эти слова, поставила точку. Он посмотрел на них взглядом матери, которая стоит рядом со взрослым сыном и не может понять, когда мелкий карапуз, цеплявшийся за ее юбку, успел вымахать под шесть футов. Вот и Риддл спросил себя, когда же любовь к Хоуп сумела стать сильнее его страхов, амбиций, старых обид и ненависти ко всему миру?

- Я тоже тебя люблю, Томми. И если ты не появишься через две недели, я отправлюсь тебя искать.

- Тебе не придется никуда ехать. Через две недели я буду дома.

Риддл выпрямился и помассировал солнечное сплетение, магия сжалась в плотный шар, давивший на грудину. Ей как и ее хозяину не понравилась мысль, что тени, кружащие сейчас вокруг них, переметнутся к Хоуп. Она ведь такая, не побоится сюда сунуться. «Мы этого не допустим», - пообещала магия. Ее голос влился в поток сигналов, бегущий по нервам, Том выпрямился, подобрался. Тело впитывало уверенность, которой делилась с ним сила. Губы растянулись в бесшабашной улыбке, не обещавшей ничего хорошего тем, кто попробует встать между ним и его домом. Эффект не продлился долго, но для Риддла это было все равно, что оттепель посреди унылого января. Напоминание о том, что болезнь и слабость – это не навсегда.

После того как они с Хоуп попрощались, Том еще долго сидел за столом. Его шансы добраться до койки на своих двоих неумолимо таяли, ну и пусть. Не смотря на колотивший его озноб, тяжесть в затылке, резь в глазах и боль гвоздем, сидящую в позвоночнике, он впервые за много дней чувствовал себя счастливым.

***