Верадис кивнул и снова принялся наблюдать, как воины вереницей сходят на берег. Там они выстраивались в два рыхлых отряда. Меньшей была его когорта: около шестисот человек, выживших после похода в Тарбеш, – у каждого был при себе зуб драйга. Вместе с более крупной когортой Перитуса все их силы насчитывали чуть менее трех тысяч мечей. Не слишком-то велико было войско, чтобы отправляться с ним в самое сердце вражеских владений, но они надеялись, что малозаметность сыграет им на руку. Мандрос наверняка будет ждать, что они подождут до весенней оттепели и перейдут Агульские горы с бо́льшими силами, когда откроются перевалы, но до этого оставалось еще по меньшей мере пол-луны. Разведка же доложила, что войска противника стягиваются к Тарбе – крепости, охраняющей проход через горы в сам Карнатан.
У них и правда была еще одна когорта, собирающаяся в Джеролине и готовая с началом оттепели двинуться через горы, но хотелось надеяться, что к тому времени Мандрос будет уже пойман. Теперь задача состояла в том, чтобы идти на север к собственной крепости карнатанского короля. Ликос заверил его, что Мандрос сбежал туда и затаился, как лис, спасающийся от гончих.
Между тем от выстроившихся на берегу воинов Верадиса отделился человек и замахал ему рукой – то был Раука. Он целеустремленно взобрался на галечную гряду, испещренную жидкими, клочковатыми островками травы, и встал рядом с Верадисом.
– Когда-нибудь, уже в скором времени, о нас будут слагаться песни, – усмехнулся он. – Ребята будут мечтать о том, чтобы стать как мы, а девчата – те просто будут мечтать
Верадис фыркнул, и Раука улыбнулся еще шире.
– Гляди, как бы эти песни не оказались погребальными, – заметил Перитус.
– Не бывать этому. Я рассчитываю стоять в бою плечом к плечу с Верадисом от начала до конца.
Верадис покачал головой. Трое мужчин молча наблюдали, как с палуб вин-талунских кораблей стекают последние ратники и по песку выкатывают на более твердую землю множество возов.
Флотилия задвигалась, развернулась, и Верадис одобрительно кивнул, увидев, что корабли разделились на два потока: один исчез на востоке, другой – на западе.
– Зачем это им? – спросил Раука.
– Они разделяются, чтобы разорить укрепления Мандроса вдоль побережья, – ответил Перитус. – В таком случае, если флотилию вдруг обнаружат, решат, что это просто пираты.
Полководец повернулся к Верадису:
– Хоть мне и претит получать помощь от Вин-Талуна, но, должен признать, она имеет стратегическую ценность. У Натаира явно есть голова на плечах.
– Да, – согласился Верадис. Прямо сейчас об этом думать не хотелось: еще не изгладились последние воспоминания об Аквилусе, о том, как покойный король бранил Натаира за его связи с Вин-Талуном.
Натаир не рассказывал о последних словах, которыми он обменялся со своим отцом, пока они были наедине. Верадис надеялся, что они успели как-то примириться до того, как все было кончено.
Юноша вздохнул, потирая глаза.
– Тогда вперед, – объявил он. – До Дун-Багула путь неблизкий.
Они решили не везти с собой лошадей – Ликос смог собрать только четыре десятка кораблей, а лошади занимали больше места, чем люди, поэтому они пожертвовали скоростью передвижения по суше ради большей скрытности. Кроме того, возы задавали нужную скорость, да и большинство воинов предпочитало скорее сражаться пешими, чем трястись в седле, а уж когорта Верадиса – тем более. Он с нетерпением ждал, когда же можно будет выстроить стену щитов против других
– Да, – пробормотал Перитус. – До Дун-Багула и мести.
– Нас засекли, – мрачно сказал Перитус, когда Верадис вошел в палатку полководца; вслед за ним туда же проскользнул Раука, после чего ночное небо снаружи снова задернулось шкурой.
Перитус согнулся над столом, а перед ним расстилался пергамент.
– Мы успешно продвинулись довольно-таки далеко вглубь, – пожал плечами Верадис. На горизонте еще не показались старые крепостные стены Дун-Багула, но теперь они были уже близко, не более чем в одном дневном переходе.
– Да. Но теперь мы идем по лезвию ножа. У Мандроса имеется дружина, по крайней мере равная нашей, а вероятно, и больше того.
– Хорошо. Тогда он может поддаться искушению и покинуть свою лисью нору, чтобы вступить с нами в сражение.