Злоба

– Этот старый ворон все никак не остановится, – сказал Мэррок, наблюдая, как Краф исчезает во мраке. Они всё шли, двигаясь за Кэмлином, и вскоре ступили на дорогу. Над головой появились проблески неба, усеянного первыми вечерними звездами. Ускорившись, они продолжили путь в темноте, но вскоре впереди послышался цокот копыт. Они немедленно свернули с дороги, однако немного погодя Эдана уже бежала вперед, зовя Бренина, – король ехал во главе колонны, а рядом возвышалась широкоплечая фигура Пендатрана.

Корбан и остальные вышли из-за деревьев, Мэррок и Галион вынесли Алону. Мимо пронеслись два десятка всадников и выстроились цепочкой на дороге. Другие окружили их, спрыгивая с лошадей и приветствуя их ликующими криками. Корбан вдруг почувствовал непреодолимую усталость и головокружение. Потом подошел Таннон, стиснул их с Кивэн в крепких объятиях. Когда Корбан поднял глаза, по щекам у кузнеца бежали слезы, а там слезами залился и он сам, и Кивэн. Таннон снова притянул их к себе, чуть не переломав им кости, принялся целовать и ерошить им волосы.

Когда они разлепились, Таннон схватил Гара за руку воинским захватом, заключил управляющего конюшен в объятия и хлопнул его по спине.

Оглядевшись, Корбан увидел Брину – знахарка сидела на корточках рядом с Алоной, а Краф восседал на луке ее седла. Затем ратники быстро связали более прочные носилки, и вскоре они уже садились на лошадей.

Да, отряд, выехавший им на подмогу, привел и лошадей, и вот они уже направлялись по великаньему тракту под защиту крепостных стен.

Брина отступила назад и поехала рядом с Корбаном и Кивэн, улыбнувшись при виде Грозы, бегущей рядом со Щитом.

– С Алоной все будет в порядке? – спросил Корбан.

Улыбка сошла с Брининого лица.

– Ей плохо, – сказала целительница и пожала плечами. – Может быть. Вернуться бы сейчас в мою хижину, тогда было бы куда вероятнее, что она выздоровеет. Посмотрим. Но я рада видеть тебя живым и здоровым. Похоже, у тебя развивается особая способность оказываться в неподходящем месте в неподходящее время.

Корбан скорчил рожу и поведал ей все, что с ними стряслось.

– Рин, значит… – размышляла Брина, когда Корбан закончил. – Что ж, по-моему, в этой игре брошено больше одной пары костей.

– Ты это о чем?

– Когда мы отбыли домой – в спешке, надо сказать, – в Утандане что-то затевалось. Трубили рога. Потом за нами послали погоню. Конечно, Пендатран повел им наперерез отряд, который от них отбился, но что-то я подозреваю, что, как только королю Оуайну удастся собрать побольше воинов, они придут снова.

– А нам помог Краф, – неожиданно сказал Корбан.

Брина улыбнулась и почесала ворону шею.

– Изредка и от него бывает какой-то толк.

На этом они погрузились в молчание и продолжили путь сквозь ночную тьму.

Позже, намного позже, Корбан увидел впереди светящиеся точки – факелы: они догнали остальную часть свиты Бренина. Увидев Корбана и Кивэн, Гвенит заплакала и обняла их почти так же крепко, как Таннон.

Затем ночь пронзил чей-то неистовый крик. Корбан посмотрел в конец колонны и увидел, что Брина присела у носилок Алоны, а король Бренин прижимает жену к себе. Эдана, погруженная в печаль, снова держала мать за руку и горько рыдала.

Алона была мертва.

Возвращение в Ардан значительно отличалось от поездки в Утандан – все были объяты страхом и напряженным ожиданием.

Никаких нападений со стороны Оуайна больше не последовало, и всего за один день тяжелой езды они выбрались из Темнолесья и увидели круг стоячих великаньих камней, а вдалеке замаячили стены Бадана.

На этом месте Бренин созвал совет. Гетин настаивал на примирении с королем Оуайном, все еще надеясь, что переплетение рук Кайлы и Утана можно спасти. Бренин и Пендатран больше думали о королеве Рин, но согласились, что Оуайна лучше иметь в союзниках, нежели во врагах, а потому Бренин исписал для нарвонского короля целый пергаментный свиток, подробно изложив историю смерти Алоны и то, как с нею связана Рин, после чего обратно по великаньему тракту, в Темнолесье, отправили гонца.

– Начинай готовиться к войне, – приказал Бренин Гетину на прощание. – Выйдет ли примириться с Оуайном, нет ли, а я пойду на Рин. Скоро.

Затем они отправились в Дун-Каррег.

Вместе с Нарождающейся луной пришла весна, повсюду виднелась новая жизнь, и это совершенно не вязалось с мрачным настроем, в котором пребывало шествие.

Когда высоко на холме появился Дун-Каррег с умостившимся у подножия Гаваном, Корбан был утомлен и опечален. Едва разнеслась весть о смерти Алоны, приветственное ликование поселян обернулось скорбью. В толпе Корбан увидел Дата, мрачно кивнул ему и заметил взгляды, следящие за Грозой.