Злоба

О возвращении волченихи никто даже не заикнулся; все головы были забиты совсем другими, куда более важными мыслями, но теперь, раз уж она вернулась в Дун-Каррег, Корбан готовился к тому, что кое-кто попытается свести с нею счеты. По крайней мере, Рэйф и Хельфах не дадут оставить все, как есть. Оставалось только надеяться, что участия Грозы в поиске пленниц будет достаточно, чтобы ей позволили вернуться в крепость, однако Бренина обуяла такая черная тоска, что ничего нельзя было сказать наверное.

«Ну уж нет, по новой я им ее не отдам», – подумал он. И с тяжелым сердцем въехал в ворота Дун-Каррега.

* * *

Корбан нырнул под удар учебного меча Гара, крутанулся на пятке и развернулся, одновременно нанеся удар со спины. Гар без усилий отклонил его и сам пошел в атаку. Корбан парировал один, два, три, четыре удара, и при каждом из них его рука дрожала все сильнее, а затем он поскользнулся на пучке сена, и острие оружия Гара оказалось у его горла.

Он хотел что-то сказать, спросить, зачем Гар так его мучит, но ему не хватило дыхания, чтобы вытолкнуть слова из горла. Корбан протер глаза от пота, подошел к бочке с водой и целиком окунул в нее голову, а когда вынырнул, поднял вокруг себя целый фонтан брызг.

Он прислонился к бочке спиной и некоторое время наблюдал за Гаром. Управляющий конюшен убирал их учебные клинки в старую коробку под грудой седел и прочей упряжи. С тех пор как они вернулись из Темнолесья, он стал другим, менее сдержанным, более возбужденным, как будто в нем что-то пробудилось.

Подумав о Темнолесье, Корбан моргнул. Всего только два десятиночья назад он полз берегом ручья… Он посмотрел на свою руку, вспомнил ощущение заливающей ее горячей крови и передернулся.

– Ты в порядке? – спросил Гар, подойдя к бочке и потягивая воду из ковша.

– Ага, – пробормотал Корбан. – Просто Темнолесье вдруг вспомнилось.

Гар задумчиво кивнул.

– Когда впервые лишаешь кого-то жизни в бою – такое не забывается.

– Все еще его лицо стоит перед глазами, – признался Корбан. – А иногда даже запах его чувствую.

– Да, – сказал Гар. – Воспоминание поблекнет, но никогда не покинет тебя насовсем – да и не должно. Лишить кого-то жизни – это дело непустяковое. – Он вздохнул: – Ты проявил себя молодцом, Бан. Я тобой горжусь.

Корбан моргнул и покраснел. Он никогда не слышал, чтобы Гар говорил так.

Управляющий конюшен смерил Корбана долгим взглядом.

– Ты уже не тот парень, который потерял свой учебный меч на Весенней ярмарке.

Корбан был не в силах смотреть Гару в глаза.

– А вот здесь я чувствую себя все так же, – сказал он, постукивая по груди. – Там, в Темнолесье, мне было очень страшно. Я перепугался. Все произошло так быстро… Никакой храбрости я не проявил. Он пытался меня убить, что мне еще было делать?

– Что тебе еще было делать? Да много чего. Чтоб ты знал, каждый человек в этом лагере испытывал тот же самый страх, что и ты. Я – так уж точно. Что храбрец, что трус чувствуют одно и то же. Единственная разница между ними в том, что храбрец не бежит от своего страха, а встречается с ним лицом к лицу.

И он так пристально посмотрел на Корбана, как никогда еще не смотрел.

– Ты мог сбежать, но ты не сбежал. Ты мог бы остаться у ручья, но ты не остался. Ты вступил в бой, сделал то, что должен был сделать. Вот и вся храбрость. Ни от кого другого я и не стал бы требовать или ожидать чего-то большего. – Он изогнул губы в подобии улыбки. – Ты держался молодцом, Бан, большим молодцом. И, самое главное, ты уцелел и можешь рассказать другим о пережитом.

– Вот ведь счастье-то какое, – криво усмехнулся Корбан. – Скажи мне, когда мы стояли у ручья, я пытался вынуть меч, но ты меня остановил. Почему?

– А-а. Звук меча, который вытаскивают из ножен, – самый знакомый во всем мире для любого воина. Уж если бы какой-то звук нас тогда выдал, то этот – наверняка.

Слова Гара были разумны. Корбан попрощался с управляющим конюшни и ушел, чтобы позавтракать, а затем отправиться на Рябиновое поле.

– Когда ты многие лиги бежал по Темнолесью и отбивался от красных плащей, – бросил он через плечо, – твоя нога как будто не слишком-то тебя беспокоила.

Гар внимательно поглядел мальчику в глаза.

– Боль приходит и уходит, – сказал управляющий конюшни с каменным лицом, а затем подмигнул Корбану.

* * *