Читаем Злобный критик полностью

В борьбе этой всякое бывало. Случалось, большой талант изнемогал во внутренней битве, и тогда умирали замыслы с размахом. (Читая, например, "Лезвие бритвы" Ивана Ефремова, хорошо видишь следы ежедневного и мучительного армреслинга Ивана Антоновича со своим навязчивым демоном.) Порою старки побеждали своих внутренних хиленьких бомонтов, практически не встречая сопротивления, - вспомним хотя бы А. Студитского, А. Колпакова, В. Щербакова, М. Пухова et cetera. В литературе один из старков, принадлежащих лично А. Казанцеву, мелькнет у братьев Стругацких в повести "Понедельник начинается в субботу" - в виде грозного кадавра-потребителя из лабораторного автоклава профессора Выбегаллы.

Успех самих Стругацких, уже с конца 50-х, был обусловлен не только большим писательским талантом обоих, но и четким пониманием братьев-фантастов, что в схватке со своим внутренним старком можно одержать убедительную победу, если ты не одинок и можешь отбиваться сообща. Аркадий держался за Бориса, Борис - за Аркадия, и вместе они боролись против субстанции, которую иногда называли Сытым Невоспитанным Человеком, иногда гостем из палеолита, а чаще предпочитали никак не называть, чтобы не дать подспудному доппельгангеру лишнего шанса укорениться в реальности.

Опыт Стругацких, не без пользы для литературы, брали на вооружение многие их коллеги. Любители фантастики старшего поколения хорошо помнят, что в 60-е годы прошлого века существовало немало нестыдных тандемов: Емцев - Парнов, Войскунский - Лукодьянов, Альтов - Журавлева, Громова - Нудельман и другие (даже фельетоны, созданные парой Зубков - Муслин, были не лишены остроумия). Эти книги и сейчас можно читать без раздражения. Лучшие дуэты предлагали читателям нечто вполне увлекательное и одновременно неглупое. Вроде бы и не диссидентское, но без серпасто-молоткастой идеологической накачки. Соавторы брали на вооружение стругацкую максиму "думать - не развлечение, а обязанность человека" и старались ей, насколько это возможно, соответствовать.

Не все произведения шли в печать без проблем, но бодания с редакторами и цензорами не отменяли внутреннего противостояния старков и бомонтов. Старки хотели тиражей, денег и престижа (на советском уровне, другого тогда не знали), бомонты желали создавать тексты, из-за которых потом не мучила бы совесть. Старки нападали со стороны желудка, бомонты отбивались, взяв в союзники сердечную мышцу (увы, царь-мозг далеко не всегда сочувствовал этой борьбе и не всегда был на стороне бомонтов).

Советская система, на словах сочувствуя бомонтам и клеймя их противников как порождение империализма, на самом деле тайком поддерживала старков: их, в случае победы, всегда можно было купить, а купив, переманить на свою сторону. Два массовых издательских проекта (один - конца 70-х и начала 80-х, другой - конца 80-х) были призваны подкормить старков. "Библиотека советской фантастики" позднебрежневских времен насаждала en masse унылую и хорошо оплачиваемую халтуру. Комсомольское детище ВТО МПФ, выпуская многочисленные "Румбы фантастики", пыталось наштамповать огромное количество лояльных графоманов, привечая старков и издеваясь над бомонтами.

Девяностые и тем паче нулевые годы знаменуют собой новый виток противостояния. Внешние факторы развития жанра - за старков и против бомонтов. Фантастика из литературы превращается в литературную продукцию, издатели сознательно занижают планку, аудитория смещается вниз по возрастной и интеллектуальной шкале, типографские машины торопят, хищные вещи стоят денег, за добрые намерения уже совсем ничего не платят, даже символически...

Что делать? Как и в прежние времена, спасают тандемы. Лучшие книги писателей Олди, Марины и Сергея Дяченко, Брайдера - Чадовича плюс успешный на самом первом этапе творческий союз Успенского - Лазарчука ("Посмотри в глаза чудовищ") несколько притормозили наступление старков по всему фронту.

Впрочем, стало очевидно, что сегодня и тандем - не спасение, а временами и, напротив, благоприятная среда для роста старков. Множество нынешних авторов, от очень популярных до практически безвестных, готовы вступить хоть в двойственный, хоть в тройственный союз с кем угодно и во имя чего угодно (Сергей Лукьяненко - показательный, но далеко не единственный пример торжества "технологий" над литературой). Нынешние соавторы все чаще перестают быть атлантами, которые поддерживают один и тот же небосвод или хотя бы карниз. Соавторство становится производственным приемом, самым кратким путем к исполнению срочного издательского заказа, способом механического сосуществования разнородных, кое-как притертых текстов... и тут уж - каждый автор за себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антропологический принцип в философии
Антропологический принцип в философии

  ЧЕРНЫШЕВСКИЙ, Николай Гаврилович [12(24).VII.1828, Саратов — 17{29).Х.1889, там же] — экономист, философ, публицист, литературный критик, прозаик. Революционный демократ. Родился в семье священника. До 12 лет воспитывался и учился дома, под руководством отца, отличавшегося многосторонней образованностью, и в тесном общении с родственной семьей Пыпиных (двоюродный брат Ч. — А. Н. Пыпин — стал известным историком литературы). По собственному признанию, «сделался библиофагом, пожирателем книг очень рано…»   Наиболее системное выражение взгляды Ч. на природу, общество, человека получили в его главной философской работе «Антропологический принцип в философии» (1860.- № 4–5). Творчески развивая антропологическую теорию Фейербаха, Ч. вносит в нее классовые мотивы, тем самым преодолевая антропологизм и устанавливая иерархию «эгоизмов»: «…общечеловеческий интерес стоит выше выгод отдельной нации, общий интерес целой нации стоит выше выгод отдельного сословия, интерес многочисленного сословия выше выгод малочисленного» (7, 286). В целом статьи Ч. своей неизменно сильной стороной имеют защиту интересов самого «многочисленного сословия» — русских крестьян, французских рабочих, «простолюдинов». Отмечая утопический характер социализма Ч., В. И. Ленин подчеркивал, что он «был также революционным демократом, он умел влиять на все политические события его эпохи в революционном духе, проводя — через препоны и рогатки цензуры — идею крестьянской революции, идею борьбы масс за свержение всех старых властей. "Крестьянскую реформу" 61-го года, которую либералы сначала подкрашивали, а потом даже прославляли, он назвал мерзостью, ибо он ясно видел ее крепостнический характер, ясно видел, что крестьян обдирают гг. либеральные освободители, как липку» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т. 20. — С. 175).  

Николай Гаврилович Чернышевский

Критика / Документальное