Злоборцы

– Офелия, в своих молитвах, нимфа, всё, чем я грешен, помяни… – Актёр обернулся и тоже заметил пополнение труппы, что несколько его покоробило. На помощь явилась другая нимфа, или нимф, по имени Экспромт. – Ох, это не она. Друзья мои, я снова рад вас видеть. О, Розенкранц, милейший Гильденстерн и… – взгляд его скользнул по Мамсу. – И ты, могильщик… Вы пришли от матери моей иль вас послала мать? Бр-р-р. Иль вас послал мой дядь? Кхм-кх-х. Иль вас послал король?

– Послал нас Лошадян, – ответил за всех Кир.

– Знакомо это имя.

– И он же нас послал, – добавил Мамс.

– Что тоже хорошо, зато все вместе мы.

– Ага, только мы того, не Розенкранц с Гильденстерном и этим, как его, забыл… – продолжил говорить Мамс, которого тоже захватил возбуждённый нимф. Экспромт тем временем понял, что никогда раньше Мамса не встречал, и начал куролесить. – Мы настоящие злоборцы. Я, к примеру, наёмник, закалённый в битвах и побоях. Вот он, в мантии с капюшоном, – Казион, доблестный чародей, волхв, кудесник, экзорцист и некро…фил, что ли?.. А тот, с мечом, в доспехах и с рыжими волосами, Кир, рыцарь без страха и упрёка, странствующий герой, колоброд, бродяжник, бомж. Не слышал о нас?

После столь высокопарной фразы нимф Экспромт не выдержал, устал и унёсся прочь. Мысли актёра в панике разбежались.

– Мы ищем бога Примуса.

А после этой фразы рассосалась вмиг толпа. Актёр и злоборцы оказались одни посреди пустынной площади.

– Вы представление испортили! Я репетировал месяц! – возмущался актёр. – Кто просил вмешиваться?

– Нас занесло сюда случайно, – оправдывался Кир. – Мы не хотели… А почему люди разбежались при имени Примуса?

– Ш-ш-ш, – зашипел актёр. – Никто не должен знать!

– То-то все разбежались: знания испугались, невежды, – съязвил Мамс.

– Вы не понимаете, Примус – луч надежды. Нельзя всуе о нём. – Актёр махнул рукой и пошёл собирать с земли какие-то листовки и складывать в торбу.

– Но Лошадян сказал, будто Примус – высшее зло и надо покончить с ним.

– Уничтожить Примуса?! – Листовки снова выпали из рук актёра, и ветер разнёс их по площади на большее расстояние друг от друга. – С ума посходили?! Сразу видно, вы чужие в Хаа-Хэне. Только Примус может дать шанс. Я, например, с детства мечтал стать известным актёром. Но меня не берут в труппу даже местного театра. И недавно я пошёл к Примусу с просьбой сделаться лучшим трагиком. В ладонь жертвенного алтаря кинул, как требуется, «меру надёжности» и «меру желания». Театр в то время играл одну пьесу Древних, за авторством Бориса Шпината. Хотя некоторые утверждают, будто написана она не Борисом, а Биллом Шекспаиром. В общем, всё сложно. Впрочем, не суть важно. Бешено популярная пьеса. И как сотворил обряд для Примуса, наутро пьеса лежала под подушкой! В труппе паника: экземпляр золота стоит, с музеем им вовек не расплатиться. Я, недолго думая, пьесу перевёл по-своему и вот начал выступать. Меня встречали восторгом, а провожали криками «На бис». А театр вообще вчера сгорел. Не везёт им в последнее время…

Актёр с запалом рассказывал историю жизни. Злоборцы и слова вставить не успевали. Зато раскиданную по площади пьесу быстренько собрали и отдали владельцу.

– А что такое «мера надёжности» и «мера желания»? – поинтересовался Казион.

– Давайте лучше покажу. Сегодня как раз думал в третий раз навестить алтарь Примуса. Это здесь, недалеко. Алтари Примуса, секретные конечно, но они в каждом районе есть. Жрецы понастроили… Вот вы спектакль утренний испортили и уничтожить бога хотите, но что-то в вас такое есть. Я вам доверяю, парни!

– Сразу понятно: ты рождён для искусства, – выдохнул Кир. – Веди на встречу с божеством.

***

Дороги стали немного просторнее, чем утром. Появилось пространство, где можно развернуться, осмотреться, послушать сплетни о жителях. На то ведь он и актёр, чтоб знать о людях всё.

– Здесь вот недавно поселился лучший аптекарь Хаа-Хэна, – сообщил лицедей и показал на двухэтажный дом с балконом наверху и открытой лавочкой внизу. – Сразу после ареста конкурента. Оказывается, негодяй подмешивал в лекарства яд. И никто, главное, за столько лет не пришёл, не пожаловался…

Злоборцы дружно кивали головами: даже для вставки простого «Да» в монолог спутника не хватало паузы. Но в мыслях каждого проклёвывалось зерно сомнения в святости Примуса. А перед глазами мелькали новые дома, в воздухе витали истории о знаменитостях Хаа-Хэна.

– Дом лучшего, нет, единственного судьи. Другого осудили за взяточничество, и даже лучший адвокат не смог оправдать. Бывший лучший адвокат. А вот тут дом… Или, правильнее сказать, хижина лучшего в городе поэта. На состязании стихотворцев он так унизил соперника эпиграммой, что тот вечером пошёл и отрубил себе голову в сточной канаве. Ну, так стража говорит. Тёмное, в общем, дело. А дальше перед нами… работники театра…

Говорун смолк. Путь загородили двое с лицами, не сулящими добра.

– Отдай машинопись, бездарь, – обратился к актёру один из недоброжелателей. – Мы знаем: она у тебя.