Спасский поступил было сначала на математический факультет, но быстро понял, что шахматы с математикой совместить будет непросто, и перевелся на журналистику. Тема его диплома была непосредственно связана с шахматами: «“Шахматный листок” в Петербурге в период с 1859 по 1863 год».
Надо ли говорить, что расписание у обоих было свободным, и в университете студентов-шахматистов видели нечасто. Корчной на лекциях обычно потихоньку передвигал фигуры на карманных шахматах, а Спасский, вспоминая студенческое время, сказал: «Советский университет не дал мне никакого образования. Правильнее было самому осваивать какие-то предметы – античную литературу, философию…» И почему-то больше всего ему запомнился курьез: на каком-то экзамене он не мог назвать правильно всех титулов Мао Цзэдуна.
Вот как старший по возрасту вспоминал то время и основные вехи их карьеры: «Мы родились и воспитывались в одном городе. Свое первое шахматное образование получили у одного и того же педагога – Владимира Зака. На протяжении многих лет были в приятельских отношениях. Не изменил этой ситуации и матч 1968 года, когда Спасский буквально разгромил меня! Но приятельские отношения – это далеко не дружеские. Друзьями мы не были никогда. Во-первых, я старше Спасского на шесть лет. Во-вторых, у нас не совпадало имущественное положение. В юности я был беден, а он много, несравнимо беднее. Лет через двадцать пять я стал человеком обеспеченным, а его можно было назвать богатым. В-третьих, у нас не совпадало время лучших достижений. Я еще только выходил в гроссмейстеры, а он уже играл в соревнованиях на первенство мира. В-четвертых, у нас довольно скоро стали развиваться различные взгляды на жизнь. Мы, повторяю, воспитывались с ним у одного педагога, только я был с Заком до конца, до своего бегства из СССР, а он пошел в обучение сперва к Толушу, потом к Бондаревскому. Конечно, гроссмейстеры старшего поколения могли, смогли выучить его многому. Но они же прививали ему циничное отношение к жизни… Наконец, в-пятых, шахматный стиль у нас с ним тоже был разный, причем один не питал уважения к шахматному стилю другого. А в остальном, если хотите, мы были приятели!»
Вспоминая те годы, Корчной сожалел не только о том, что не пошел в обучение к Толушу, но и что отказывался от сотрудничества с чемпионами: «Когда в матче Москва – Ленинград я выиграл у Ботвинника, он пригласил меня для подготовки к матчу-реваншу с Талем (1961). И со стороны Таля тоже поступали аналогичные предложения. Я решил: если сам собираюсь бороться за звание чемпиона мира, не должен делать этого. И отказал обоим, о чем теперь жалею. Вот Крамник, например, будучи молодым и многообещающим, Каспарову помогал, а потом и прибил его, да и Иванчук с Карповым работал, так что зря я не сделал этого, тоже мог бы многому научиться».
Судьбоносным для обоих стал 1976 год. Когда Спасскому после различных рогаток удалось добиться разрешения на брак с француженкой русского происхождения, многие друзья побоялись поздравить его лично: молодые жили в дипломатическом доме, который прослушивался и проглядывался КГБ.
«Но Корчной пришел! – вспоминал Борис. – Причем не на свадьбу в Дом бракосочетаний, а к нам домой поздно вечером. Вдруг звонок, Марина открывает. На пороге в полумраке – Корчной с цветами! Стоит на пороге сконфуженный такой чёрт (он ведь на чёрта похож!) и протягивает букет. Жена тогда даже перепугалась. Не поняла, кто это… А я до сих пор Корчному благодарен…»
Когда Корчной стал невозвращенцем, под осуждающим коллективным письмом советских гроссмейстеров не было четырех подписей (не считая Карпова: он осудил отдельно). Если нонконформизм Бронштейна и Гулько имел для обоих неприятные последствия, а Ботвинник пояснил, что вообще никогда не подписывает коллективных писем, то к Спасскому даже не обращались. В свое время он наотрез отказался подписать коллективное письмо в защиту Анджелы Дэвис (активистки компартии США, подозреваемой в соучастии в убийстве). К тому же Спасский уже сидел на чемоданах: месяц спустя он и сам был на Западе.
В узком кругу Борис ерничал: «Партийная организация советских шахматистов понесла тяжелую утрату, – медленно произносил он траурным голосом. – Ее ряды покинул член КПСС с 1965 года Виктор Львович Корчной…» И добавлял: «Какой парадокс – когда Корчной жил в СССР, он был коммунистом и русским. Когда оказался на Западе, стал антикоммунистом и евреем».