Злое железо

От осознания того, что я и в самом деле могу остаться здесь навсегда, мне стало как-то неуютно, а может быть, я просто озяб – утро было довольно прохладным. Гонза очень выразительно храпел в своем черно-желтом спальнике. Пару раз он пробормотал что-то невнятное, типа «козлы индепендентные», и снова захрапел. Ему что, ему никуда возвращаться не надо, он и так дома. Старший сержант Голядкин, наш бугор, так умаялся за ночь, что спал прямо на земле, смешно втянув белобрысую коротко стриженную голову в ворот кителя. Хорошо, что добросердечный браток укрыл его одеялом, а то бы и вовсе замерз. Да, славно мы вчера работнули! Интересно, чем занимался все это время наш драгоценный бард? Репетировал? А может быть, дрых без задних ног, выцыганил у хозяина бутыль чего-нибудь крепкого, успокоил нервы наповал и заснул. Хотя зря я так о нем, ни в чем подобном наш бард пока замечен не был. Интересно, а куда вернется Авдей? Насчет него никаких специальных распоряжений не имелось. Был он, конечно, не местный, но триумфальное возвращение барда в Междумирье, по-моему, все-таки начальством не планировалось. Не гармонировал он с конторой, ну никак не вписывался, не мог я его представить на месте того же Наума-Александера. И вообще, о досрочном возвращении его из ссылки даже речи не шло. С женщинами, аймами, обочницами, я уж и не знал, как их теперь величать, и вовсе было непонятно. Ну да ладно, начальству виднее. Я слегка удивился, потому что все время нашего путешествия о начальстве и не вспоминал. А тут, нате вам, вспомнил! Стало быть, дело идет к развязке, если начальство вспомнилось, есть такая верная примета. Экий я, однако, суеверный стал, аж самому противно. Ничего, в следующий раз на предмет самоутверждения отправлюсь спасать племя реликтовых человекоядных гоминидов от какой-нибудь принцессы-нимфоманки. Если он, конечно, будет, этот следующий раз.

Мысль о грядущих подвигах на ниве спасения невинных людоедов от генетического засорения согрела, но не очень. Я размял замерзшие кисти, посмотрел на Божий Камень с тусклым красноватым пятнышком на вершине и отправился поискать каких-нибудь сухих веток, чтобы разжечь дотлевавший костер.

Когда я вернулся, волоча за собой пару трухлявых, словно пустых сухостоин, Гонза уже проснулся и деловито выкатывал из золы и складывал в кучку испекшиеся, похожие на черные метеориты картофелины. Рядом на аккуратно расстеленной полиэтиленовой скатерти с изображением роскошной блондинки стояли стеклянный термос, давешний жбан с квасом и три пластмассовые кружки. Ноги блондинки на скатерти не поместились, и их, видимо, пришлось отрезать, что нисколько не опечалило жизнерадостную дамочку. На пупке у нее была насыпана горстка сероватой соли, так что блондинку можно было считать слегка одетой. В печеную картошку и соль, а также в термос и прочее. Несмотря на это, девушка приветливо улыбалась, как и полагается профессиональной фотомодели. Ну да, блондинки – они такие, хотя и не все. Я почему-то опять вспомнил о Люте и Гизеле, и мне на мгновение показалось, что с ними этой ночью что-то случилось. Хотя что с ними могло случиться у Агусия-то?

– Тихо, – сказал Гонза, разламывая картофелину и щедро просыпая соль на блондинкин бюст. – Нашего бугра-ясноверца разбудишь. Пусть еще маленько поспит, а то вчера вон как умаялся, даже в спальник заползти не смог. Будешь?

И, не дожидаясь ответа, протянул мне желтую на изломе, словно распиленный золотой самородок, картоху.

– Вон в термосе чай. Точнее, сбитень. Настойка такая безалкогольная на травах. Агусий опять же снабдил. Еще горячий, хотя, по идее, давно должен был остыть. Сам себе налей, у меня руки заняты.

Как он его назвал? Ясноверцем? Правильно, наверное, назвал. Я вспомнил, какое было у нашего Чижика-Пыжика лицо этой ночью, и поежился. А сейчас вроде бы все нормально, спит себе, не сияет, хотя виден только стриженый затылок, но затылок-то совершенно обыкновенный.

Милиционер словно почувствовал, что его рассматривают, заерзал, застонал во сне, потом рывком перевернулся, встал и круглыми мальчишескими глазами уставился на нас. Чижик-Пыжик и есть.

– А где остальные? – хриплым спросонья голосом спросил он.

– Небось проснулись уже, наверное, скоро подтянутся, – успокоил его Гонза и протянул половину картофелины. – На-ка, подзаправься покамест, а то ты вчера так и уснул голодным.

Милиционер вытер руки о штаны, взял картофелину, макнул ее в блондинку и подвинулся поближе к разгорающемуся костерку. Было еще прохладно, хотя солнце уже поднялось, и белесые от инея молодые травинки оттаивали, а испещренная именами богов поверхность камня стремительно светлела, высыхая. Странно, ночью камень мне показался теплым, неужели он все-таки остыл к утру?

– А вон и наши идут, – радостно сообщил Гонза и жизнерадостно заорал на всю округу: – Привет лентяям!