Злой человек

Иван снова ищет взглядом маяк. Может быть, то был сон? Полуденный бред, что часто приходит к нему между приемами рисперидона.

– Я всего лишь безумный старик.

Он повторяет это заклятие несколько раз. Предпринимает жалкие попытки убедить себя в рациональности мира, но никакие слова не изменят порядок вещей, и он знает об этом. Он противится мысли, которая постоянно присутствует: все нужно сжечь. Уничтожить. Улицы и дома. Память и чувства. Разрушить до основания. Посыпать все солью. Оставить проклятие этому месту. Чтобы ничто больше не выросло здесь и город никогда не стал прежним.

Чужое дыхание отвлекает Ивана от мыслей.

Шумный вдох. Пауза. Сухие свистящие и жужжащие хрипы. Кашель. Выдох. Скрежет зубов. Дыхание становится ближе. Слышен запах. Смесь мятной жвачки и горелых покрышек.

– Если ты собираешься сидеть здесь и делать вид будто попал в страну чудес, то я тебя стукну.

Иван обернулся.

В нескольких шагах от него стоял Михаил.

Он улыбался, как беспечный вампир от Энн Райс.

Молод, красив. Мальчик, которому нравится быть самым модным на вечеринке.

Он держится на линии света и тени, так чтобы солнечные лучи из окон падали на другой стороне комнаты. Его багровый костюм будто кровь, разливается от шеи до ног. Он несет на себе след порока.

– Горестно видеть, что ты все еще здесь. Если бы наши истории заканчивались хорошо, мы бы все лежали сейчас под могильными плитами.

Иван разводит руками:

– Я тебя не звал.

– Беда приходит сама.

Михаил садится в кресло и закидывает ноги на стол. Свет в комнате становится тусклым. Тени играют на стенах. Мебель сдвинулась с места. Сквозь закрытые окна в помещение проникает жужжание автомобилей на дороге внизу. Шорохи. Скрипы. Шаги.

Иван смотрит на дверь.

Сейчас сюда войдет Лина, и кошмар прекратится. Он должен принять две таблетки рисперидона. Может быть три. Безумие слишком близко. Галлюцинация так реальна, что кажется прикоснись он к лицу Михаила, то почувствует холод, идущий от мертвеца.

– Ты ненастоящий.

– Даже если и так. Что с того? Я всегда был тебе другом.

– Пустые слова.

– Я способен смеяться и плакать будто артист "на заказ"!

– Не сомневаюсь. Что тебе нужно?

– Я пришел повидать тебя перед смертью. Меня это, знаешь ли, очень волнует. Начало. Конец. Все эти философские штучки.

– Мне нет никакого дела до Дэвида Чалмерса.

– Как только Совет директоров одобрит Лину на должности нового президента корпорации, она тебя грохнет. Это же очевидно. Ты ведь уже все подписал? Я имею ввиду свое завещание.

Михаил улыбается.

Он запрокидывает голову вверх и принимается хохотать.

Ивану хочется его придушить.

Михаил кладет на стол небольшой черный квадрат – Радость-17. Его длинные острые ногти, оставляют царапины на крышке прибора.

– Хочешь промыть мне мозги с помощью этой штуки?

– Нет. Я должен тебе кое-что показать.

Михаил поднимает левую руку.

– Правду. И ничего кроме правды. Клянусь.

– Убирайся.

– Ты пародия на человека. Процедурная имитация.

– Я и так это знаю.

– Есть много в небесах и на земле такого, что нашей мудрости, Гораций, и не снилось.

Михаил хлопает себя по голове ладонью.

– У тебя мало времени, Ваня. Останешься здесь и умрешь. Я дам тебе новые документы и новую жизнь. Я дам тебе цель. И ты мне поможешь. Вместе мы возьмем в руки лопаты и перекопаем каждый метр этого сраного пляжа.

– Может принесешь сигарет?

– Отлично. Это грубо и некрасиво. Но все же похоже на план.

Иван молчит.

– Нам нужно идти. Думаешь эта девочка была хорошей женой? Как бы не так. Лина всех нас ненавидит.

– Заткнись. Заткнись. Убирайся.

Михаил поднимает руки будто сдается.

– Может обнимемся на прощанье?

– Лина любит меня.

Михаил снова смеется. Он закрывает рот ладонью и весь краснеет. Ему требуется целая минута, чтобы успокоится и наконец-то выдавить из себя:

– Не будь дураком. Моя дочь поимела тебя.

На парковке тихо и пусто.

Здесь словно бомбоубежище для машин. Они спрятались от людей, эти единственные настоящие домашние животные современного человека. Его механизмы.

Иван улыбнулся. Ему показалось забавным найти в себе детские представления об окружающем мире. Разве машины могут страдать? Он переносит свои чувства на предметы и вещи. Ведь как ни крути всюду каменный век. В сознании за тысячи лет никаких изменений. Все также хмурится небо и шепчет листва. Метафора лишь попытка слабого воображения оформить свои ощущения. Воплотить человека, которого всегда носишь внутри, в нечто снаружи и так избавиться от одиночества. Подключиться к внешнему миру и поверить в свое отражение.

Михаил идет в сторону служебного выхода в город.

Когда он открывает двери наружу, свет толкает Ивана назад.

Он прикрывает лицо рукой, почувствовав слезы. Яркое солнце режет глаза. Боль такая белая, что несколько секунд ему кажется будто мир исчезает в атомной вспышке. Он слышит, как мимо проезжают машины и чувствует запах выхлопных газов, где-то справа грохочет поезд-метро, обрывая крики прохожих, ветер трогает волосы на голове и приносит соль океана.