Работать без хлеба насущного было нереально. Вещмешки с гражданской одеждой бросили в овраге. Сухой паек доели еще вчера. Бойцы терпели, никто не жаловался, недостаток пищи компенсировали курением. Еда в заведении была, мягко говоря, неважной. Но на селедку с картошкой и не рассчитывали. Какие-то суррогатные сосиски – невкусные и рыхлые, пережженный эрзац-кофе, кислая капуста, похожая на морские водоросли. Ели жадно, наплевав на вкусовые качества – но столовый этикет все-таки блюли, не чавкали, грязными руками за еду не хватались.
– Теперь я знаю, герр гауптштурмфюрер, почему Германия с треском проигрывает войну, – заключил Садовский, вытирая салфеткой губы. Посмотрел по сторонам и, понизив голос, перешел на родную речь: – Потому что еда у них от слова «хрен»…
– Насытились, господа? – Влад обозрел свое подобревшее после еды войско. – Теперь помолитесь Господу за то, что даровал нам этот прекрасный обед, и продолжаем выполнять задачу…
Он поспешил увести своих людей – за соседним столиком обосновались помятые офицеры вермахта, и меньше всего хотелось вступать с ними в разговор и обмениваться любезностями.
Улица Лицене находилась на восточной окраине, вдали от порта и скоплений войск. Двухэтажные дома соседствовали с одноэтажными, строения утопали в зелени. Листва стыдливо прикрывала обшарпанные фасады, отслоившуюся штукатурку. Дом под номером 14 находился в конце улочки. Здание отступало от дороги, его маскировали старые липы. За деревьями открылось приземистое одноэтажное строение с плоской крышей – оно совершенно не бросалось в глаза. Ограда перед крыльцом отсутствовала. Крохотные заборчики окружали лишь клумбы, на которых зеленели чахлые побеги. Задняя сторона участка уходила в глубину квартала, и что там, за домом, оставалось лишь догадываться. Возвращалось беспокойство. Дымов сбавил скорость. Подпольная сеть в Лиепае не отличалась размахом, большинство антифашистов переловили. Группу, про которую говорила Анна Сауляйте, тоже могли накрыть, тогда дом под наблюдением. Сунутся внутрь – и крышка капкана захлопнется. Но немцам сейчас не до засад. Есть ли смысл ликвидировать остатки подполья, если гитлеровский режим рухнет в обозримом будущем? Умные люди это понимают, а дураков в гестапо не держат.
Из переулка вышел патруль – унтер-офицер и два солдата. Военные прошли мимо, унтер вскинул руку. Отвечали примерно таким же образом, умеренно небрежно. Где он, этот ваш Гитлер?
Прошел мужчина на костылях, за ним две женщины в годах – вцепились друг в дружку, делая вид, что эсэсовские эмблемы их нисколько не пугают.
Майор поднялся на крыльцо, стукнул по двери костяшками пальцев. Открыла темноволосая девушка в потертой кофте, наброшенной поверх халата. У нее был нездоровый цвет лица, взъерошенные волосы. Девушка казалась сонной и болезненной. Она запахнула шерстяную кофточку, поежилась. Большого страха в глазах не было, но губы скорбно поджались.
– Здравствуйте, – учтиво поздоровался Влад по-немецки.
Девушка сглотнула.
– Да, здравствуйте… – у нее был бесцветный голос, она растягивала слова.
У Дымова чуть не вырвался вопрос: «Выпиваем, гражданка?» Но нет, пьяной она не была, и запах спиртного изо рта отсутствовал. Приведи особу в порядок – и можно посмотреть на нее другими глазами.
– Вы заказывали доставку дров из Павилосты?
Пароль был тупее некуда. Впрочем, на публику в мундирах СС явно не рассчитывали. Лицо девушки вытянулось от изумления, разгладилась морщина на лбу. Пропала муть в глазах, они округлились и зажглись. «Совсем другое дело», – подумал Влад.
– Что, простите? – Она явно тянула время, не знала, как реагировать. Подалась в сторону, смерила взглядом стоящих в стороне «военнослужащих СС». Бойцы не выходили из образа немецких военнослужащих, курили, обменивались репликами на чужом языке.
Засмеялся Садовский, украдкой покосился на особу, подхватившую столбнячную болезнь.
– Мне кажется, вы расслышали. Вы же понимаете по-немецки? Могу повторить по-русски, – усмехнулся Дымов. – В латышском, к сожалению, не силен… Ничего не скажете?
– Да, конечно… Спасибо, нам не нужно дров, мы уже договорились с другими поставщиками.
– Отлично. Позволите войти?
Девушка поколебалась, но уступила дорогу. Пушкарь и Балабанов остались на улице, отошли подальше. Садовский поднялся на крыльцо, вошел в дом. Внутри было убрано, но проживали здесь не самые обеспеченные люди. Латыши предпочитали просторные комнаты – пусть и минимум меблированные. На полу лежал ковер с дырками, в углу имелась печь, уже не актуальная в это время года, стол со стульями, кушетка. Пальцы постукивали по кобуре с «вальтером», и этот жест не ускользнул от внимания девушки.
– Все хорошо, – успокоила она. – Здесь нет засады. Нас испугала ваша форма, мы немного растерялись. Ваши люди плохо говорят по-немецки, им нужно перестать это делать. У вас получается лучше… – Девушка перешла на русский, она уже поняла, с кем имеет дело. Язык она знала, но некоторые слова произносила забавно, путая ударение. В голосе звучали интересные мелодичные нотки.