Злые вихри

Тогда Нина написала Марь Эрастовн о томъ, что Ольга Травникова сильно больна и при ней кикого нтъ, что она остается у нея до вечера, а, можетъ быть, и дольше, до тхъ поръ, пока ея присутствіе будетъ необходимо.

Съ этой запиской ухалъ кучеръ.

Мало-по-малу Ольга успокоилась и забылась сномъ. Она спала долго и не успла еще проснуться, какъ въ передней раздался звонокъ. Нина слышала этотъ звонокъ, только не обратила на него, вниманія.

Между тмъ, то была сама Марья Эрастовна.

Ей отперла фрейленъ Хазенклеверъ и, приблизительно узнавъ, кто она такая, задержала ее въ передней своими объясненіями.

Кругленькая генеральша возмутилась и вознегодовала не на шутку, разобравъ въ чемъ дло и какого рода болзнь у Нининой пріятельницы.

Нина, совсмъ разстроенная сидла возл кровати Ольги, сторожа ея сонъ, когда у двери спальни появилась фрейленъ Хазенклеверъ и поманила ее пальцемъ.

-- Баришня, пожалюйте!-- многозначительно произнесла она.

Нина подошла къ двери.

-- Васъ спрашивайтъ...

-- Кто?

-- Ihre Fra`u Tante...

Нина вышла въ переднюю и разглядла грозное лицо Марьи Эрастовны.

-- Бери пальто и -- маршъ за мною!-- повелительнымъ «военнымъ» голосомъ произнесла та. А затмъ прибавила:-- Ну, безъ разсужденій, теб здсь, матушка, не мсто...

Нина, однако, ничуть не смутилась.

-- Тетя, войдите,-- спокойно сказала она, взяла Марью Эрастовну за руку и почти силой втащила ее въ первую Ольгину комнату.

Она приперла дверь спальни и горячимъ шопотомъ разсказала все, что узнала отъ Ольги.

Марья Эрастовна слушала строго, но внимательно. Выслушавъ все до конца, она сказала:

-- Хорошо, но все-же тутъ теб не, мсто. Ей нужна опытная сидлка. Вспомни, вдь, я взяла тебя на свое попеченіе, я общала твоимъ отцу съ матерью слдить за тобою... въ какое же положеніе ты меня ставишь!.. Пожалуйста, не упрямься, подемъ!

-- Все это такъ, тетя,-- отвтила ей Нина.-- мн, вотъ, и самой здсь тяжело...Только я все-же сдлаю то, что надо. Вдь, эта несчастная Ольга совсмъ одна, она одна на цломъ сьт, у нея никого нтъ, и если я не буду при ней, пока она не поправится... да она умретъ отъ отчаянья въ своемъ одиночеств! Наемная сидлка не дастъ ей того, что могу дать я... вдь, я знаю ее съ дтства, и она все-же меня любитъ... Я одна еще могу помочь ей подняться посл всего этого... Она меня не заразитъ и не испортитъ, а если я не сдлаю для нея того, что приказываетъ мн Христосъ -- вотъ тогда я буду очень гршна, заражена, испорчена!.. Такъ не сердитесь на меня, тетя, не мшайте мн.

Марья Эрастовна соображала и видла, что Нина «занеслась», и что съ этой почвы ее не сдвинешь.

-- Ну вотъ что,-- наконецъ, сказала она:-- длать нечего,-- разъ ужъ я имла глупость отпустить тебя сюда, сиди тамъ съ нею, а я сейчасъ-же поду, отыщу и привезу сидлку.

XXIX.

Нина, конечно, поставила на своемъ и, несмотря на присутствіе опытной сестры милосердія, присланной изъ Общины, вс дни проводила съ Ольгой. Она узжала домой только поздно вечеромъ, когда больная засыпала.

Не только чувство нравственной брезгливости относительно Ольги, безслдно прошло въ маленькой княжн, но она испытывала теперь къ этой несчастной двушк почти материнскую нжность. Она подолгу ласково глядла на нее ясными синими глазами, совсмъ по-дтски улыбалась ей, а когда Ольга начинала говорить и волноваться, закрывала ей ротъ рукою и требовала безусловнаго повиновенія.

-- Милочка, лежите спокойно и молчите,-- объявляла она:-- а то я разсержусь не на шутку и уду!

Она ужъ видла и чувствовала, что ея присутствіе, ея ласковый голосъ, улыбки, всякое ея движеніе доставляютъ Ольг удовольствіе, развлекаютъ ее, отводятъ отъ мрачныхъ мыслей.

Самое тяжкое въ положеніи Ольги теперь, дйствительно, было одиночество, сознаніе покинутости, и вотъ это-то сознаніе стихало и забывалось отъ прикосновенія Нины...

-- Ну что? какъ сегодня? лучше?-- спрашивала княжна по утрамъ, входя въ первую комнату и снимая шляпку.

-- Конечно, лучше,-- добродушно улыбаясь, отвчала ей толстуха «сестра», съ первой-же минуты влюбившаяся въ «эту милушку, эту умненькую «золотую куколку», какъ она называла ее и Ольг, и Саш, и даже Генріетт Богдановн Хазенклеверъ, благородное негодованіе которой уже замтно стихло.

-- Конечно, лучше,-- повторяла она:-- только мы ужъ скучать было, начали: вдругъ, молъ, наша барышня-красавица не прідетъ. То и дло съ часами справлялись... А теперь, какъ взошло наше красное солнышко, такъ еще лучше будетъ -- въ минутку совсмъ поздоровемъ...

-- Это я-то «красное солнышко», сестрица? Разв я рыжая?-- весело говорила Нина и спшила въ спаленку Ольги.

-- Вотъ и я... вы думали, я заспалась? Ничуть! Проснулась я рано и давно ужъ выхала изъ дому, только по дорог кое-куда захала,-- щебетала она, цлуясь съ Ольгой и гладя ее по голов какъ малаго ребенка.-- Вы думаете, я съ пустыми руками? Извините, ошибаетесь, въ трехъ магазинахъ была... Посмотрите-ка!

Она убгала въ переднюю и возвращалась съ громадными апельсинами, съ конфетами, съ душистыми цвтами...