Злые вихри

Вся эта совсмъ непривычная постановка, а главное, ея неряшиливость производили въ ней чисто-физическое ощущеніе чего-то холоднаго, жесткаго и противнаго.

Но вотъ глаза ея стали смыкаться, и она заснула.

Об молодыя двушки спали крпко и проснулись только въ одиннадцатомъ часу.

Такъ какъ Ольг Травниковой,-- посл ночной работы надо, большимъ срочнымъ переводомъ или слишкомъ долгой, далеко за-полночь, душеспасительной бесды съ Евгеніемъ Вейсомъ о новосозданномъ христіанств,-- случалось иной разъ просыпаться даже около полудня, то и на сей разъ Генріетта Богдановна Хазенклеверъ не была нисколько удивлена. Однако, двочка Саша, терзаемая любопытствомъ скоре и хорошенько познакомиться съ гостьей, нсколько разъ подбиралась къ двери, прислушивалась и старалась хоть что-нибудь разглядть въ замочную скважину. Ничего не видя и не слыша, она возвращалась въ кухню, гд у плиты уже возилась Генріетта Богдановна. Въ половин одиннадцатаго она даже не могла утерпть и печаль нымъ голоскомъ объявила:

-- Спятъ-съ!

Генріетта Богдановна, пожилая особа, средняго роста и пропорціональнаго сложенія, безъ особыхъ примтъ, кром бльма на правомъ глазу и обычая ходить до обда, ради удобства, въ кофточк съ открытымъ воротомъ и совсмъ короткими, «бальными рукавами», неодобрительно на нее взглянула.

-- А ты нэшево шмигаль,-- вразумительно проговорила она:-- ты лючша кастрюль и пасудъ помой; будутъ просыпай, такъ тебэ звонокъ дадутъ.

-- Да, вдь, тамъ, Генріетта Богдановна, гостья, такая маленькая, хорошенькая и нарядная барышня!-- страстно объясняла Саша, стараясь поднять госпожу Хазенклеверъ на высоту своего любопытства и нетерпнія.

Но та методически и невозмутимо распоряжалась у плиты

-- Тебэ штой за тэло! На вотъ пьять копэкъ, спэгай въ лавочка за лимонъ.

Саша вздохнула, накинула на голову старый шерстяной платокъ и выбжала на лстницу. Съ лстницы она слетла такъ стремительно, что даже не замтила, какъ на площадк второго этажа сидвшіе другъ передъ другомъ котъ и кошка въ ужас отскочили отъ нея, приняли оборонительныя позы и подняли хвосты трубой. Когда она вернулась съ лимономъ, Генріетта Богдановна объявила ей, что «баришне звонка давалъ».

Со всхъ ногъ кинулась Саша въ «лютшія» комнаты и была вознаграждена за вс терзанія. Она прямо очутилась передъ Ниной, только что умывшейся и расчесывавшей свои великолпные, блдные и блестящіе какъ шелкъ волосы. Саша не только на-яву, но и во сн никогда не видала такихъ волосъ, такихъ синихъ глазъ, такого хорошенькаго, ласковаго лица и такихъ нжныхъ ручекъ, какъ у этой барышни. Она остановилась совсмъ очарованная и стояла, блаженно улыбаясь во весь ротъ, показывая вс свои блые, еще деревенскіе зубы.

Черезъ дв-три минуты она влетла въ кухню и, запыхавшись, шептала:

-- Ну, Генріетта Богдановна, пожалуйте скоре кофію... Барышня-то какая! раскрасавица, волосы-то что, твой ленъ, длинные-длинные... ну, ужъ и барышня! Только малю-ю-сенькая... ручки, вотъ! Нарядная-пренарядная... Кофію-то пожалуйте!

-- Бери подносъ,-- степенно отозвалась Генріетта Богдановна,

На подносъ, поданный Сашей, она поставила кофейникъ, дв чашки, молочникъ съ синеватыми «сливками» и проволочную корзиночку съ крендельками. Саша торжественно понесла все это, не забывъ на ходу очень ловко поймать зубами съ корзиночки кренделекъ и съ поразительной быстротой его уничтожить.

Подавъ кофе, она ушла; но тотчасъ же вернулась съ ушатомъ воды, потомъ со щеткой и пыльной тряпкой. Она выказала такое рвеніе, какого до этого дня Ольга Травникова за ной никогда не замчала. Убирая, стирая пыль, кидаясь изъ угла въ уголъ, она то и дло впивалась въ Нину восторженнымъ, благоговйнымъ взглядомъ, будто собираясь на нее молиться. Наконецъ, Ольга нашла нужнымъ удалить ее, сказавъ, что больше никакихъ услугъ отъ нея не потребуется.

Нина чувствовала теперь себя отдохнувшей, и къ ней вернулась бодрость духа. По окончательномъ удаленіи Саши, она разсказала пріятельниц главныя свои бды и обратилась къ ней съ вопросомъ:

-- Что же вы мн теперь посовтуете?

-- Быть твердой въ своемъ ршеніи и ни за что домой невозвращаться,-- отвтила Ольга.

Маленькая княжна даже немного обидлась.

-- Я не комедію играю,-- сказала она:-- домой я больше не вернусь. Я ихъ осрамила, опозорила, и мн тамъ нтъ мста. Я не могу ужъ никогда жить такъ, какъ жила прежде и буду жить по новому. Когда они успокоятся, то поймутъ мой поступокъ и увидятъ, что иначе я не могла сдлать, какъ уйти, и что это для нихъ гораздо лучше.

-- А если они васъ будутъ требовать силой?

-- Я все равно не пойду, со мной не легко справиться, хоть я и маленькая. Да какъ же они узнаютъ, гд я? Нтъ, Ольга, вы меня не поняли, я не спрашивала, что мн длать потомъ. я должна ршить покуда одно: что мн длать сегодня, завтра?

-- Завтра увидимъ, а сегодня самое лучшее цлый день просидть вотъ здсь, со мною. Я тоже весь день останусь дома, а вечеромъ придетъ Евгеній.

-- Разв у васъ нтъ занятій? А уроки?-- удивленно спросила маленькая княжна.

Ольга не то безнадежно, не то презрительно махнула рукою.