— Мало тебе жён? — раздался за воротами голос прадеда. — Милана слаба, дороги не переживёт.
— Я — муж? — голос Четвертака звучал неубедительно грозно. Так пьяница требует у строгой жены пустить его переночевать.
— Муж!
— Повидаться дашь?
— На кой тебе? Спит она. Болеет. — Теперь Кордонец скорее оправдывался. Не дать мужу увидеться с женой — не по кряжицки.
— Я тихонько, боярин, даже сапоги сниму.
— Не снимай, совсем задохнётся.
Скрипнула калитка, Милана мигом спряталась под одеялом, закрыла глаза.
Звук подков по дереву, скрип половиц, нерешительная заминка у двери. Скрип, приближающиеся шаги, шуршание одежд и тёплое дыхание. На колени что ли встал?
Шершавая рука коснулась лица.
Милана устало открыла глаза.
— Как же так, девочка моя?
— Ночью было. Есть захотелось. Упала, Чет, ребёнка потеряла. Прости.
Минуту назад думала, как слезу из себя выдавить, а вот они — сами потекли из глаз.
— Прости, Чет. Не уберегла ребёночка нашего. — Милка едва слышно всхлипнула.
— Ничего-ничего, главное сама жива. Кордонец сказал, дорогу не переживёшь. Выздоравливай. Мы едем в Дмитров, там у меня родня дальняя. Дом построим. Как поправишься — шли гонца, ладно? Я за тобой сам примчусь.
Нужен ты больно, привязался как репей. Бессильная злоба похожа на глубокое горе — слёзы хлынули в два ручья. Отвяжись, отвяжись, Змеев сын, неужто не видно, знать тебя не желаю.
И Четвертак увидел. Глаза сузились, отшатнулся.
— Вот оно что. Дорожки грязные на лице. Теперь пылью пудрятся? До пепельного цвета? Небось, и ребёнка?
— Нет! Нет, Чет! Четушка, я правда упала с лестницы, — Милана забилась в угол кровати, подобрала ноги, натянула одеяло до самых глаз. Муж встал, сжал кулаки, расправил плечи для замаха. Несколько раз вздохнул, и девушка поняла — не для удара. Берёт себя в руки.
— Четвертак. — Процедил изгой сквозь зубы. Глаза отвёл — смотрит на черёмуху за окном. — Меня зовут Четвертак. У меня есть пять жён и восемь детей. А шестая жена умерла родами. Мёртвого родила. Он её и отравил. Шестнадцать ей было. Тебе всё ясно?
— Ясно, Чет… вертак.
Доннер
Ночью Вьюга неожиданно заплакала во сне, и Гром понял: где-то творится чудо. Сколько раз уже с ней такое происходило. Положив рогатую голову поперёк длинной шеи любимой, похрапывал, похрюкивал, успокаивал. Главное, яйца не растревожились — время подходит, остался последний десяток лет. Любая печаль матери может вынудить птенцов к преждевременному рождению. Впрочем, чудо — добрые слёзы, вреда нанести не должны. И всё-таки, всё-таки…
Ближе к утру жена успокоилась, поудобнее обернулась вокруг кладки, и заснула ровным, спокойным сном. Вот и всё, чудо произошло. Теперь проспит дня три, потеряет из жизни три года. Это если долг не отдадут. Не все решаются идти до конца. Три года из десяти тысяч — мелочь. Да сколько таких мелочей уже на счету Вьюги?
Знаю, знаю, уймитесь, боги, не ропщу. Наша работа — чудеса творить. Дайте только племя восстановить, не отвернитесь. А то голоса ваши сомнений полны. Сами с собой, что ли, спорите? Думаете, как ловчее повернуть? Это хорошо, без спора всегда дрянь получается. Не передеритесь там.
Гром, фыркнул, что значит — хмыкнул. Мало кто выжил, увидев ухмыляющегося Змея. Животное вытянуло шею, зевнуло. Чёрный стряхнул с себя сон, встал в гнезде, размял ноги, спину, хвост. Встрепенулся. Всё равно уже не заснуть. Расправил крылья, помахал, разогревая мышцы. Летающим, без зарядки — никак.
Блестящее чернотой тело всеми четырьмя встало на краю гнезда, напряглось. Шея вытянулась вперёд, хвост выпрямился, уравновесил. Передние ноги отпустили захват, задние с силой оттолкнулись. Миг, два, три — в свободном падении. Земля стремительно приближается, как бы не разбиться. Четыре, пять — крылья раскрылись, зацепились за уплотнившийся воздух, взмахнули пару раз, расправились, надулись парусами. Падение перешло в парение. С полверсты до земли. Попробовать, что ли, до шести досчитать? Опасно. Может быть, когда всё закончится и завет отца будет выполнен.
Мысли в Змеевом обличье всегда короткие, отрывистые.
Несколько раз взмахнул, начал кругами набирать высоту. Взмыл выше гнезда, поймал поток, осмотрелся, нашёл взглядом котловину в горах. Пар над ней поднимается густой, словно сама земля дышит. Зоркий глаз углядел спускающийся по кривой дороге отряд сыновей. Ещё сотня подоспела. Мало. Как же вас мало. Не может Вьюга давать больше яйца в день, что поделаешь. Да и те — недозрелые.