Почти сорок лет спустя молодой гаитянский антрополог по имени Мишель Лягерр[180]
сумел найти ответы, которых не хватало в книге Хёрстон. Летом 1976-го года Лягерру довелось пообщаться с группой крестьян, вовлечённых в какую-то тайную секту, пока они не приняли протестантизм. По словам отступников, сеть тайных сообществ покрывает всю территорию острова, негласно разбитую на сферы влияния. Названия группировок зависят от региона, и среди них значились:Однако, по мнению Лягерра, функции данных организаций далеки от того, что им приписывала Хёрстон. В деятельности этих людей нет ничего криминального. Это скорее инструмент поддержания порядка, управляемый элитой вудуистского культа, сознательные честные крестьяне. Подобно своим собратьям в Западной Африке, они также являются ответственными хранителями канонов фольклора. Каждая ячейка тесно связана с унфором, чей настоятель-хунган служит посредником между подпольем и внешним миром. Филиалы сообщества разбросаны столь повсеместно на острове, что Лягерр рассматривает их как звенья подпольной администрации, готовой к прямому соперничеству со столичным, официальным режимом Гаити. А исторические корни этого явления не вызывают никаких сомнений.
По его мнению, вследствие войны за независимость и в свете предательства военных лидеров, сопротивление марунов продолжилось на ином уровне. В отдельных регионах их банды свирепствовали до середины XIX-го столетия. Но по мере захвата земель бывшими рабами и становлением водунизма, миссией марунов стала защита крестьянства от дальнейшего закабаления городской финансовой элитой, которая притесняла людей уже не из-за цвета их кожи. Если вой ну с французами можно выиграть или проиграть, то новое противостояние марунов чуждому миру обещало быть нескончаемо долгим. В новых условиях маруны больше не могли быть открытой военной силой. Они ушли в подполье и сделались силой политической, представляющей интересы своих единоверцев на гаитянской земле. Нынешние последователи марунов продолжают дело основателей движения, но лишь в пределах своего района, где они теперь «смотрящие».
Что ж, если Лягерр прав, а его доводы казались мне убедительными, картина более-менее ясна. Ведущие светила столичной медицины уверяли меня, что зомби – результат преступной деятельности, подлежащей искоренению и разоблачению во благо всего народа. Но теперь я смотрел на это явление с несколько иной точки зрения. Для городских снобов, зомби – очевидный криминал, но многое говорит о том, что не было преступных намерений у водунистов, возложивших на себя поддержание законности и «очистивших» общество от Нарцисса и Ти Фамм. Обращение в зомби – незавидный удел, тут я согласен. Но до меня начинало доходить, что
На основе собственных изысканий я убедился, что некоторые необходимые для этой процедуры вещества находятся под контролем тайных сообществ, наследников марунов, чьё тайное знание теряется в гностических глубинах Чёрного континента. Судебная логика африканских племён предписывает те же наказания для виновных, что и «теневые» законы на Гаити, сходство этих систем подмечено в книге Хёрстон. Стало быть, есть все основания признать, что Ти Фамм и Нарцисс на момент наказания были подонками в глазах своих односельчан. Осуждение Нарцисса напрямую связано с вопросом владения землёй, то есть с темой, за которой, согласно Лягерру, с особым вниманием следит тайное око сообщества. Нарцисс не отрицает, что предстал перед трибуналом, был допрошен и осуждён. Практика в подобных случаях идентичная африканской. Более того, своих обвинителей сам Нарцисс именовал не иначе, как «хозяевами земли», в чьих руках дальнейшая судьба осуждённого. С прямотой, неожиданной для оккультиста, Макс Бовуар направил меня за ответом на загадку зомби не куда-нибудь, а к всё тем же авторитетам гаитянского подполья.