Змей и жемчужина

— Знаете, я ем слишком много ваших пирожных. — Теперь она поверяла мне свои секреты. — Но мне грустно, а когда мне грустно, я всегда ем. — Она огляделась в поисках какого-нибудь сиденья, но это был огород, а не сад со скамейками и фонтанами; всего лишь квадратный участок земли с упорядоченными рядами кустов и живых изгородей и горшками с растениями, надёжно укрытыми от ветров высокими каменными стенами, так что моя хозяйка, чуть заметно пожав плечами, села прямо на траву между зарослями полыни и лука-резанца.

— Мадонна Джулия, ваш халат... — начала было я, глядя на тонкий вышитый подол, но она только небрежно махнула рукой.

— Да шут с ним, с халатом! Моя мать каждую неделю заставляла меня ползать по огороду на коленях, собирая пиретрум от головной боли и валериану для сонных зелий. Конечно, меня куда больше интересовало, как изготовить крем или духи, — она снова понюхала лежащую у неё на коленях жимолость, — но меня никогда не беспокоило, что я могу запачкаться. А почему вы покинули Венецию и приехали в Рим, Кармелина?

Я перевесила корзинку на другую руку и растёрла между пальцами кончик веточки розмарина, чтобы ощутить его аромат. Идеально для свиной лопатки, которую мы через несколько часов насадим на вертел, чтобы приготовить на обед. Я начала стричь розмарин, одновременно рассказывая мадонне Джулии, почему я уехала их Венеции — то была короткая, выверенная и по большей части выдуманная история. Она слушала с большим вниманием, сплетя пальцы под своим идеально очерченным подбородком.

— Неужели вам действительно интересно, мадонна? — не удержалась я от вопроса. — Ведь это совсем неинтересная история. — Во всяком случае, после того, как я опустила все подробности о краже Святых мощей и осквернении алтаря. И вообще, высокородные девушки вроде мадонны Джулии обычно не находили ничего интересного в жизни таких девушек, как я. Мы существовали лишь для того, чтобы служить им, обихаживать их, кормить их, но никак не для того, чтобы услаждать их беседой.

Должно быть, ей ещё более одиноко, чем кажется на первый взгляд, если она так радуется разговору с кем-то вроде меня.

— Всё это очень интересно. — Она улыбнулась, и на её розовой щеке появилась ямочка. — Я никогда не надевала карнавальную маску, никогда не каталась в гондоле и вообще никогда не выезжала из Каподимонте. Ну, разве что когда приехала в Рим. А вы сожалеете, что уехали из Венеции?

Я подавила невольную дрожь.

— Нет, мадонна Джулия.

— О, прошу вас, не трудитесь обращаться ко мне «мадонна». Когда я слышу это слово, я начинаю искать глазами свою матушку.

— Простите, но я не могу обращаться к вам иначе, — твёрдо возразила я. — Не то мадонна Адриана с меня спустит шкуру.

— Да, она может. — И мадонна Джулия фыркнула. — А она хорошая хозяйка?

Я ощипала пучок роз, ссыпав лепестки в корзинку для будущих желе.

— Она уважаемая дама, отличающаяся редкой бережливостью, достойной восхищения.

— Да, действительно, она просто омерзительна! Старая сводня, и к тому же скареднее, чем любой торговец, продающий поношенное платье! — Она вздохнула. — Если вы рассчитываете найти себе в Риме мужа, Кармелина, то мой вам совет — ищите такого, у которого нет матери.

— Я не собираюсь искать себе мужа, мадонна Джулия. — Я передвинулась от роз к майорану и отстригла пригоршню его себе в корзинку. Отличная приправа к свиной печени. — У меня нет приданого, чтобы выйти замуж.

— Ваше приданое — это ваши руки. — Джулия высосала нектар ещё из одного цветка жимолости. — Любой мужчина может считать себя счастливцем, если у него будет жена, умеющая так готовить.

— Нет, так дела не делаются. — Я отщипнула несколько порыжевших листьев с веточек майорана. Подмастерья никогда этого не делали, но мне было нужно только всё самое лучшее и свежее для моих блюд. — Чтобы выйти замуж, нужны деньги, особенно если у тебя нет знатной семьи или, по крайней мере, хорошенького личика. Мой отец мог позволить себе выдать замуж с достойным приданым только одну из своих дочерей. А хорошенькой из нас была моя сестра, — не говоря уже о том, что она сохранила невинность, а не отдала её пригожему подмастерью, — вот она и получила приданое.

У Маддалены уже был ребёнок. Я узнала об этом всего неделю назад. После длительной борьбы с самой собой я написала своей сестре в Венецию, прося её сообщить новости о нашей семье. Я отправила письмо месяц назад, через Болонью, чтобы они не смогли узнать, что я скрываюсь в Риме... В конце концов она ответила, наспех нацарапав несколько строчек, в которых просила больше ей не писать.

«Отец всё ещё пребывает в таком бешенстве, что я не решилась сказать ему о твоём письме, — написала Маддалена, благочестиво фыркнув при мысли о своей заблудшей сестре, — я почти услышала это фырканье, читая её письмо. — Он никогда не простит тебя, и, по-моему, правильно! — Но она всё-таки сообщила мне, что у неё родился ребёнок. — У тебя никогда не будет своего, так что молись за моего».

Мадонна Джулия смотрела на меня виновато, как будто в том, что у меня нет приданого и мужа, была какая-то её вина.